Сергей Федякин - Стефан Цвейг

Жизнь замечательных людей

© Константинов Ф. Ю., 2022

© Издательство АО «Молодая гвардия», художественное оформление, 2022

Перед вами, читатель, первая документальная биография великого Стефана Цвейга, которая выходит на русском языке, хотя потребность в такой книге назрела еще лет пятьдесят, а то и больше назад. То, что она появилась только сейчас, – это всего лишь запоздалое восстановление справедливости, ставшее возможным благодаря упорству и подлинной одержимости творчеством Цвейга талантливого российского литературоведа Федора Константинова.

Стефан Цвейг был, вне сомнения, одним из самых читаемых на русском языке европейских писателей ХХ века, да и сегодня сохраняет свою популярность. Его романом «Нетерпение сердца», новеллами «Амок», «Письмо незнакомки», «Смятение чувств» продолжают зачитываться читатели всех возрастов. На книге его очерков «Звездные часы человечества» училось тому, что такое мужество и благородство, не одно поколение читателей. Его биографии Марии Стюарт, Эразма Роттердамского, Оноре де Бальзака и многих других стали классикой жанра. Его книги выходили огромными тиражами во всех республиках бывшего СССР, его произведения многократно экранизировались. Но когда широкий русскоязычный читатель хотел узнать побольше о личной жизни великого мастера слова, о том, что подтолкнуло его к созданию того или иного произведения, кто был прототипом их героев и т. д., ему остается довольствоваться самыми обрывочными сведениями. По сути, он натыкается на стену молчания.

Именно в этом молчании видится мне горькая ирония судьбы Стефана Цвейга: много лет оставаясь необычайно любимым читателями, он почему-то был не особенно любим работающими на русском языке историками литературы и литературоведами, и этому есть целый ряд объяснений.

Во-первых, Стефан Цвейг был плотью от плоти австрийской литературы, которая традиционно рассматривалась российскими специалистами по зарубежной литературе как некое малозначительное ответвление от столбовой дороги великой немецкой литературы, которой и надо заниматься. Разумеется, это далеко не так, и с каждым годом мы всё яснее понимаем, что австрийская литература самобытна и самоценна сама по себе; в ней работало немало выдающихся поэтов и прозаиков, не говоря уже о таких гениях, как Кафка, Майринк и тот же Цвейг.

Во-вторых, при всей популярности его творчества в бывшем СССР Стефан Цвейг всегда считался писателем если не враждебным, то чуждым коммунистическим идеалам, носителем буржуазных ценностей и морали. Что, кстати, является правдой, но отнюдь не умаляет значения его творчества и не делает его менее увлекательным.

Наконец, в-третьих, в нашем литературоведении многие годы почему-то было распространено несколько высокомерное отношение к творчеству Цвейга. Его книги было принято относить к предназначенной для легкого чтения беллетристике, а никак не к серьезной литературе, и это диктовало отношение к нему авторов учебников по истории зарубежной литературы и литературоведов на протяжении многих десятилетий.

Книга Федора Константинова замечательна уже тем, что разбивает ту самую стену молчания, о которой было сказано выше. Или, если угодно, приподнимает занавес над личной жизнью писателя, в которой, как и в жизни его героев, были свой триумф, своя трагедия и свой, совсем не счастливый финал. Впервые русскоязычный читатель получает возможность узнать о том, как сформировалось мировоззрение Цвейга, кого он считал своими учителями в литературе, где черпал сюжеты для своих произведений, какую роль играли в его жизни женщины и многое другое, включая и неизвестные ранее факты его биографии, и неожиданные трактовки его произведений.

С этой точки зрения книга Константинова – это несомненный прорыв, и думаю, что не ошибусь, если скажу, что она будет интересна не только русскоязычным любителям творчества Стефана Цвейга, но и его поклонникам, говорящим на самых различных языках.

Одним из главных достоинств книги лично мне видится то, что она восстанавливает не только перипетии жизни самого Цвейга, но и то время, в котором ему довелось жить. В результате начинаешь лучше понимать его роль в мировом литературном процессе и общественной жизни своей эпохи, секрет его поистине мировой славы. И, конечно, немало места в книге уделено связям писателя с Россией и русской культурой, его преклонению перед гением Толстого и Достоевского, его дружбе с Максимом Горьким и другими русскими и советскими писателями.

Словом, речь идет о книге, которая будет интересна не только узкой группе «ботаников», любящих тяжеловесные научные биографии и литературоведческие изыски, но и самому широкому читателю.

И все же безумно жаль, что первая популярная биография Стефана Цвейга выходит только сейчас. Хотя, наверное, и в самом деле лучше поздно, чем никогда.

Петр Люкимсон

В августе 1933 года в Берлине в условиях строжайшей секретности Стефан Цвейг приобрел за тысячу рейхсмарок тринадцатистраничную рукопись речи Адольфа Гитлера, произнесенной лидером НСДАП в 1928 году в «саду удовольствий». В том самом излюбленном месте германских политиков, берлинском парке Люстгартен, где в период Веймарской республики нередко проводились пышные военные смотры, парады, митинги, демонстрации. О своем необычном приобретении австрийский писатель никому не сообщил, а книготорговца, организовавшего покупку в антикварном книжном магазине «Hellmut Meyer & Ernst» на Лютцовштрассе, 29, за внушительный чек заставил подтвердить распиской, что он, а вовсе не Цвейг является законным владельцем рукописи. Несомненно, Цвейг давно хотел составить психологический портрет фюрера через «царапающий бумагу» почерк. «Ему нужен был почерк людей, их словесные поправки и искания слова – в этом тоже был ключ для разгадки их личности»^>1.

Надо пояснить, что к роковому 1933 году Цвейг являлся обладателем одной из самых крупных в Европе коллекций автографов и рукописей, предметов искусства и личных вещей величайших гениев прошлого. Свою коллекцию с присущей писателю одержимостью, вооружившись «единственным научным аппаратом – пытливой любознательностью», он начал собирать еще в юности, когда волею судеб однажды в Вене был представлен композитору Иоганнесу Брамсу, превосходному знатоку и ценителю нотных рукописей Баха, Генделя, Глюка, Бетховена, Моцарта, Вольфа, Шумана, Листа. «Благодаря опыту, достатку и все возраставшему увлечению затея пятнадцатилетнего дилетанта превратилась за эти годы из обыкновенного собрания в органичное целое, смею даже сказать – в истинное произведение искусства»^>2, – с торжественным тоном гордости писал Цвейг на закате жизни в мемуарах.