Арчибальд Скайлс
Стихи.
Это стихи на обрывках бумаги, которые Женя,
возлюбленная Аршика из романа «Супермуза»,
хранила в старой жестяной коробке.
Стихи эти писал Вася,
о котором можно прочитать
в романе «Срамной дневник».
***
Я себе придумал музу из обрывков детских снов,
Страшных сказок и касаний. И невысказанных слов.
Из неловких поцелуев. Неумелых, глупых рук.
Из блаженства неземного и, конечно же, из мук.
Как ты выросла, родная. Как ты стала хороша.
Как надменна и жестока. Как рука твоя тверда.
Как разучена улыбка. Как расчетливы глаза.
Отчего же ангел милый в них слезинка так горька?
Опыт. Вот, что нас сгубило. Искушенность подвела.
О невинности беспечной сокрушается душа.
Весь наш опыт – сумма страхов, что мы носим на себе.
Тлен храня, скорбим над прахом. Сами мертвые уже.
«Демон и Дева»
Я буду самой нежной сволочью
И самой сладкой твоей болью
Я виртуозно овладею
И разумом твоим и волей.
Я покажу тебе глубины
Твоей бездонной пустоты.
Метлой сметешь ты словно мусор
Свои наивные мечты.
Чтобы реальность искушений
Тебя манила и звала.
Но ты теперь неуязвима:
Чиста, бездонна и пуста.
***
Загляни мне, мама, в душу.
Сказку в сердце почитай:
«По воде, не зная броду,
Шли цыгане в светлый рай.
Шли по свету из начала.
Пели песни у костра.
Вверх с костра летели искры,
С неба звезды без конца.
Мироточила икона.
И огонь не обжигал.
Шел за табором бродяга
И его благословлял».
«Христос и Демон Врубеля»
Человек достигший края,
Как вернешься ты назад?
Двери ада в рай раскрылись.
Стали целым свет и мрак.
Как тебе не захлебнуться
Обретенной глубиной?
Нет поверхности и дна нет.
В урагане есть покой.
Как змея, свой хвост кусая,
Ты хотел бы умереть.
Но бессмертия напиток
Ты уж выпил.
Смерти…
Нет.
***
И окрест открытый космос,
Никуда с Земли не денешься.
Хоть сорви молитвой голос.
Даже если ты разденешься,
В шкуру новую закутают,
Память прошлую запрятают
И легко опять запутают
Твою душеньку пернатую.
«За свечу»
Они держались за свечу,
Они смотрели друг на друга,
Огонь сошел на них с небес.
И возвестили что-то трубы.
Они держались за свечу,
А мир обманчивой водою
Поплыл внезапно им под ноги,
Не нарушая тишину.
Они держались за свечу
Они держались, как умели.
Им выли демоны в аду,
А с неба ангелы смотрели.
…
Пылал огонь, текла вода.
Их пальцы вовсе не слабели.
Кружилась мотыльком Земля.
И вечная свеча. Горела.
«Пульсации»
Жизнь учит нас при помощи потерь,
С потерей каждой нас обогащает,
И с каждою потерей чуть легчает
Наш шаг. Откройте ж эту дверь.
Не то, чтоб я считал, что жизнь жестока.
Нет больше веры в пульсе одиноком.
Кому же сердце в космосе глубоком
Все шлет и шлет, и шлет, и шлет сигнал?
«В церкви»
Порхало тонких свечек пламя
Под темным сводом меж икон
И блики целовали лики,
А муха билась средь окон.
Вороньей стаей звон чугунный
Тянул куда-то за реку.
Мне было радостно и страшно
Держаться за руку твою.
Все было лишним: храм, иконы,
И поп, и ладан, и свеча.
Руки твоей прикосновенье.
Вот все, что жизнь моя была.
…
Трамвай проехал. Задрожало
В церквушке потное стекло.
Под темным сводом между нами
Так было чисто и светло.
***
Сколько глаз я видел, мама,
Так похожих на твои.
Сколько раз держа объятья
Я шептал: «Не уходи…»
Все обман! Никто не нужен.
И с иконою в душе
Я ищу углы прямые
В круглой матушке-земле.
«Пока не…»
Где-то между чувством и рассудком
Свой приют душа моя нашла.
Жизнь вдруг обернулась полминуткой
Быстрою, как искра из костра.
Осознанье вечности момента.
Громогласный хохот тишины.
В окаянном странствии навстречу
Мне из ниоткуда вышла ты.
Я люблю. Любим. И эти бездны,
Что под нами, больше не страшны.
Я дарю тебе ребро и бесконечность
Нашей с неба сорванной весны.
…
Торопись! (Ведь боги не прощают
Счастья человекам на земле.)
Торопись, родная, умоляю!
Наши души – бабочки в огне.
***
Есть женщина – мать, есть женщина – блядь, есть женщина – муза.
