Минувшей юности своей забыв волненья и измены,
Отцы уж с отроческих дней подготовляют нас для сцены.
Нам говорят: «Ничтожен свет, в нём все злодеи или дети,
В нём правды нет, в нём сердца нет, но будь и ты, как все на свете».
И вот чтоб выйти напоказ, мы наряжаемся в уборной;
Пока никто не видит нас, мы смотрим гордо и задорно.
Вот вышли молча и дрожим, но оправляемся мы скоро
И с чувством роли говорим, украдкой глядя на суфлёра.
И говорим мы о добре, о жизни честной и свободной,
Что в первой юности поре звучит тепло и благородно;
О том, что жертва – наш девиз, о том, что все мы, люди, – братья,
И публике из-за кулис мы шлём горячие объятья.
И говорим мы о любви, к неверной простирая руки,
О том, какой огонь в крови, о том, какие в сердце муки.
И сами видим без труда, как Дездемона наша мило,
Лицо закрывши от стыда, чтоб побледнеть, кладёт белила.
Потом, не зная, хороши ль иль дурны были монологи,
За бестолковый водевиль уж мы берёмся без тревоги.
И мы смеёмся надо всем, тряся горбом и головою,
Не замечая, между тем, что мы смеёмся над собою.
Но холод в нашу грудь проник, устали мы – пора с дороги:
На лбу чуть держится парик, слезает горб, слабеют ноги…
Конец! Теперь что ж делать нам? Большая зала опустела.
Далёко автор где-то там, ему до нас какое дело.
И, сняв парик, умыв лицо, одежды сбросив шутовские,
Мы все, усталые, больные, лениво сходим на крыльцо.
Нам тяжело, нам больно, стыдно, пустые улицы темны,
На чёрном небе звёзд не видно – они давно погашены…
Мы зябнем, стынем, изнывая, а зимний воздух недвижим,
И обнимает ночь глухая нас мёртвым холодом своим.
***
Небо было чёрным, ночь была темна.
Помнишь, мы стояли молча у окна,
Непробудно спал уж деревенский дом;
Ветер дул сердито под твоим окном;
Дождь шумел по крыше, стёкла поливал;
Свечка догорела, маятник стучал.
Медленно вздыхая, ты глядела вдаль,
Нас обоих грызла старая печаль.
Ты заговорила тихо, горячо…
Ты мне положила руку на плечо…
И в волненье жадном я приник к тебе…
Я так горько плакал, плакал о себе.
Сердце разрывалось, билось тяжело…
То давно уж было, то давно прошло.
О, как небо чёрно, о, как ночь темна,
Как домами тяжко даль заслонена…
Слёз уж нет… один я…и в душе моей,
Верь, ещё темнее и ещё черней.
***
Светает… Не в силах тоски превозмочь,
Заснуть я не мог в эту бурную ночь.
Чрез реки и горы, и степи простор
Вас, братья далёкие, ищет мой взор.
Что с вами? Дрожите ли вы под дождём
В убогой палатке, укрывшись плащом,
Иль стонете в ранах, томитесь в плену,
Иль пали в бою за родную страну,
И жизнь отлетела от лиц дорогих,
И голос ваш милый навеки затих?
О, Господи, лютой пылая враждой,
Два стана давно уж стоят пред тобой.
О помощи молят тебя их уста,
Один – за Аллаха, другой – за Христа.
Без устали, дружно во имя твоё
Работают пушка, и штык, и ружьё.
Но, Боже, один ты, и вера одна,
Кровавая жертва тебе не нужна.
Яви же борцам негодующий лик,
Скажи им, что мир твой хорош и велик,
И слово забытое братской любви
В сердцах, омрачённых враждой, оживи!
