История первая. Отчаянный кроссворд
– Адочка, а шо ты ложишь в то блюдо?
– Розочка, а шо за кроссворды с обеда пораньше?
На правах старых врагов Ада и Роза уже давно не здоровались по телефону. Беседа начиналась так, словно дамы сидят на одной кухне и пьют чай. Словно их не разделяют два этажа по вертикали и один подъезд по горизонтали кирпичного муравейника.
– И всегда, всегда – при открытых окнах, – притворно жалуется Семён Григорьевич рыжему коту. Оба сидят у подъезда, где живёт Роза, и даже уши выставили одинаково. – Как будто кому есть дело за их жизнь? И это в восемь утра!
А дальше Ада Борисовна уточняет, выглядывая во двор:
– Шо за конкретно в моем меню тебя интересует, Роза? И по какой, стесняюсь спросить, причине, гадать мне твои буквы?
– Ой: да я не могу вслух об этом говорить, не то, шо думать! Ты же знаешь моего Марека! Он уже с утра достал свой лучший похоронный костюм и в третий раз переписал завещание!
– Причём тут, извиняюсь, твой Марек и моё кулинарное искусство? Я шо-то не пойму, говори разборчивей.
– Ах, боже ж мой, Адочка! Сотри с лица наивность! – Роза Львовна подходит к окну, шумно вздыхает. – Как ваше ничего, Семён Григорьевич? – накручивает волнительно телефонный шнур на палец и уходит в комнату, подальше от окна, продолжает. – Ну, ты же помнишь кто появляется на горизонте нашей счастливой семейной жизни по пятницам? Таки я хочу устроить ей сюрприз, но Марек и слышать об этом не догадывается!
– Розочка, мы с тобой щас как два одэссита: ты себе – знаешь, я себе – думаю, шо хочу. Ты хоть одну букву скажи, об каком блюде ты толкуешь уже полчаса моего драгоценного времени, а я и не в курсе!
– И хто ж из этих Штирлицей первый расколется? – гадают Семён Григорьевич с котом.
– Издрасьте: я и не в курсе! – возмущается Роза Львовна про себя, но вслух произносит только. – Я же ж хотела сделать комплимент за твою домовитость и кулинарный талант шеф-повара, не меньше. Так шо ты ложишь в то блюдо?
Признал поражение Штирлиц с первого этажа: время бежит, а секретный ингредиент не разгадан. А ещё таки нужно сделать базар! Ада Борисовна, услышав нотки отчаяния в голосе оппонента, снисходит к милости. Щедро перечисляет нужные продукты.
– Адочка Борисовна, та я итак знаю: селёдку подержать в молоке, масло не топить, яйца варить, яблоки только… – тут Роза запнулась. – Эти, как их…
– На «Эс», – наставляет собеседница.
– Ну да! – страдальщицки морщится Розочка, но вспомнить не может.
– Только «симеринку»!
– Да! Но шо ты…
– Тихо! Приложи ухо к трубке, – шепчет Адочка Борисовна. – Никого рядом нет?
– Та нет же, – умоляюще произносит Розочка. – Однако, ещё чуть-чуть интриги – и всё сбегутся!
– Имбирь!! – вопит Адочка на 3-м этаже с такой силой, что с липы взлетает стайка воробьёв, а старик с котом от неожиданности подпрыгивают на лавочке.
– Форшмак будет готовить, – обращается к коту Семён Григорьевич. – Значит, в третью квартиру мама едет. Значит, Розочка всю дорогу по вертикали стоять будет, в стойке «Смирно», а Марк Аркадьич в горизонтали отлёживаться. Как всегда! С мигренью сляжет, к гадалке не ходи! Вот, и весь кроссворд, да, Рыжик?
История вторая. Мейн-кун канадской породы
Четыре чёрненьких чумазеньких котёнка умудрилась раздать Розочка.
– Для Розы Львовны – пара незаметных пустяков, как говорят у нас в Одессе, – авторитетно заявляет Семён Григорьич, соседский дедушка. – А шо вы хотели? Когда дворовая кошка приносит в подоле по 5 штук ежеквартально? Поневоле набьёшь руку в этом деле. А у Розочки способность с детства, я вас заверяю, – обращался сосед к рыжему коту на лавочке. Предполагаемому счастливому папаше.
Четыре раза брала Роза Львовна лучшую корзину. Украшала бывшим халатом мужа. Марк Аркадьевич, конечно, сомневался в этой пользе.
– Но таки пришла Софочка, подруга, – комментировал Семён Григорьич. – И со словами «почему нет, когда – да», изрезала чистейшую махру. Мощная артиллерия, скажу я тебе, Рыжик. Крейсеру не устоять, куда там Марку Аркадьичу!
Четыре раза ходила Розочка на блошиный рынок и пристраивала котят в хорошие руки. «Возьмите задаром, ведь это не те деньги, которых у вас нет, – ловко всучивала одного, – имейте счепотку жалости на своё сердце», – и вот уже второй Черныш обретал хозяев. А с пятым случился казус: Роза Львовна вдруг разглядела за ним будущее, ещё и «красавчик такой, что моя брошь». Вместо рынка притащила домой. Марк Аркадьевич был очень недоволен и сперва врасплохе. Затем три дня мигрени и укор халатом: демонстировались бренные останки. «Таки имею кое-что сказать я в этом доме!» – сообщал, и шёл переписывать завещание в очередной раз.
– Ой, Марек, – закатывала к потолку глаза супруга. – Я импресарио тебе, или где? Шоб ты устраивал тут бенефис! Трижды смеюсь за твой драматический талант!
Роза Львовна взяла пушистика за шкирку:
– Ты лучше посмотри, какой колёр: к счастью, не меньше. А ухи? И как удачно прикинулся мейн-куном! Опять же, по выгодной цене – за так!
Марк Аркадьевич так просто не сдавался. Выдвинул ряд ответных требований касательно меню совместной жизни.
– Та я согласна! Всё равно, лишь бы – да! – скрещивала пальцы за спиной Розочка. И прижимала к груди – теперь уже мейн-куна. («Канадской породы, я вас уверяю!»).
– И на твоём месте, Рыжий, я бы повременил с личной жизнью, – внушал Семён Григорьевич коту на лавочке. – Марк Аркадьич – мущина положительный со всех сторон, но фаберже открутит! Если шо.
