Четыре лопасти «белла» рубили воздух над головой, с присвистом гудела турбина, под брюхом машины неторопливо плыла земля. Обычно открытые, сдвижные двери в борту на этот раз были закрыты наглухо, для улучшения аэродинамики и экономии топлива, так что в кабине было тихо, особенно в наушниках, массивных и плотно прилегающих к голове.
Если снять все лишнее, вроде пулеметов на турелях и сидений пулеметчиков, что стояли в этих самых дверях, и поставить два дополнительных бака «Робертсон» по семьдесят пять галлонов каждый, то этот «твин хьюи» вполне успешно летит почти так же далеко, как и тот «твин оттер», что обогнал нас совсем недавно. Ну, почти так же, на четыреста двадцать морских миль. Вылетели мы раньше, но самолет все же быстрее, так что минут пять назад он пронесся над нами, издевательски покачав крыльями. Но это мы чуть позже посмотрим, кто тут самый ценный член экспедиции и кому чем можно гордиться.
Справа от меня сидит Брайан, пилот, который заодно и за инструктора, то есть еще и я попутно учусь управлять этой вертушкой, но мы оба понимаем, что «инструктор» на самом деле знает ненамного больше «ученика». А если считать налет на самолете, то я этого «инструктора» по всем статьям за пояс затыкаю. Но других у нас нет, а Брайан недавно вернулся с пилотских курсов в Вайоминге, где отлетал требуемый лимит и оказался лучшим в выпуске. А потом мне удалось вытребовать пилота в отряд, и этим пилотом оказался Брайан. А вторым пилотом, на маленьком «робинсоне», там и вовсе я. И теперь мы с Брайаном учим друг друга управлять этими машинами, чтобы хоть какая-то взаимозаменяемость была.
Как бы то ни было, машину сегодня ведет Брайан, а я за второго пилота сижу, в правой «чашке», как, помню, называли свои места пилоты «восьмерок» в Афганистане. Мы с Брайаном словно бы коллективный разум, пытаемся из двух новичков изобразить подобие одного опытного пилота. Но летим пока без проблем и происшествий, чему очень способствует солнечная и безветренная погода. За бортом натуральная благодать, а небо чистое такое, что даже не верится.
Три часа полета, а пейзаж почти и не менялся. Сначала тянулась Канадская Альберта, теперь под нами Северная Дакота, но все по-прежнему: плоская земля, покрытая почти уже заросшими прямоугольниками полей, а между ними разбросаны редкие опустевшие городки и куда более частые фермы, тоже пустые. Хотя вру, в паре мест мы какую-то активность наблюдали, даже трактор в поле что-то делал, поднимая за собой шлейф прозрачной серой пыли. Пару раз мы замечали мутные пятна, в городках, разумеется, но даже их было совсем немного. Именно что пару раз. Банды как-то больше сконцентрировались в направлении на Монтану и к западу от нашего анклава, отдельные анклавы местных тоже, а здесь если кто и жил, то, похоже, принципиальные одиночки. Или «синдромники» из неагрессивных, которые просто стараются держаться подальше от других людей. Среди «синдромников» таких немало, в сущности, хотя и другой твари среди них хватает – натуральных убийц и психопатов.
Синдром возвратного бешенства, RRS, если по-местному, проклятие этого полумертвого мира – последствие Эпидемии. Эпидемии Суперкори, которая убила этот мир, а если точнее, то девятерых из каждого десятка живших в нем. Цивилизация вроде бы давно научилась бороться с эпидемиями, и в нормальных странах были для этого все инструменты, но… такой болезни еще не случалось. Самым страшным в ней оказался инкубационный период продолжительностью шесть, в среднем, месяцев, во время которого носитель инфекции становился заразным, но никаких симптомов болезнь еще не проявляла. И когда Суперкорь ударила по-настоящему, сопротивляться ей было уже поздно. Потому что заражены были все.
Суперкорь, если не убивала сама, приносила с собой энцефалит, и тот убивал уже почти наверняка. И если человек все же выживал и после энцефалита, то как раз и получал этот самый Синдром, как его все называли, потому что расшифровывать, что ты имеешь в виду, вовсе не требовалось. Синдром теперь был один. The Syndrome. В чем проявлялся? А что-то там в мозгу работало не так, выделяя не те вещества, не в то время и не туда, куда нужно, и в результате у человека, словно давление в котле, где-то внутри мозга постепенно зрел взрыв буйного, кровожадного, агрессивного бешенства. И сорвать эту растяжку могла, чем дальше, тем проще, любая провокация. Вид крови, громкий крик, что-то еще – что угодно могло вызвать приступ. И тогда лучше бы не находиться рядом с больным, пока приступ не пройдет. Потом человек будет обессилен и в общем-то безобиден, но это потом. Довелось мне столкнуться с такой вот «синдромницей», в сущности очень хорошей и доброй женщиной, – насмотрелся. Ну и просто еле уцелел, могла и убить.
Но это не самое страшное, это просто больные люди, к которым кроме сочувствия, ничего не испытываешь.
А вот дальше… дальше «синдромники» поделились на несколько категорий. Некоторые, как Лора Джин, которую я встретил в опустевшем отеле в горах Колорадо и с которой отпраздновал Рождество, старались жить подальше от людей, как-то сами провоцируя у себя приступы и сами же их переживая. Тогда приступ был вызван порезом на пальце, а я просто некстати оказался рядом, да еще, в отличие от других людей, вел себя по-идиотски, потому что ни о каком Синдроме никогда не слышал, это сама Лора Джин растолковала мне все после.
Некоторые же «синдромники» узнали, что приступа можно вообще избежать, если… если вообще вести себя как кровожадный осатанелый маньяк. То есть ты убиваешь сам – и никаких приступов. Более того, у таких «синдромников» и сам Синдром начинал работать по-другому, выбрасывая эндорфины, «гормоны счастья», тогда, когда носитель убивал, например. Лошадиными дозами, до полного кайфа. А если убивал он долго и мучительно, то и эндорфинов было больше. То есть у таких больных появлялась самая настоящая, наркоманская, зависимость от творимых зверств. И вот именно такие «синдромники» сбивались то ли в банды, то ли в стаи, и что они творили – даже описать не всегда получается.
Хотя… думается мне, что для того, чтобы стать именно таким больным, надо все же иметь какую-то гнилую червоточину в душе, такую черную дыру, через которую Тьма подкрадется к твоему сознанию. Синдром все же не сам менял человека, он больше отпускал на волю то, что в нем было заложено изначально, как мне кажется. Ведь та же Лора Джин вовсе не искала компании таких вот собратьев, а, наоборот, держалась от них подальше.
Как бы то ни было, а такие группы «синдромников» составляли костяки новых банд, а то и банды целиком. Банды отличались совершенно невероятной, изуверской кровожадностью, проявляемой иногда даже иррационально, в ущерб самим себе, потому что жажда крови и убийства перевешивала все остальные инстинкты, даже самосохранения подчас.
