***
Под ногами мягко пружинит лесная земля, сплошь заросшая тонкими стебельками травы – бледного лесного ковра-разнотравья, столь редко видящего свет, что давно уже научившегося жить и без него. Пружинит, чавкает, потрескивает.
Шаг. Шаг. Новый шаг.
А следов не остается. Примятая ногами трава снова стремится куда-то вверх и в стороны своими стебельками, снова разворачиваются бледные желтоватые листочки.
Глубокие следы сию секунду заплетает новая лесная жизнь.
И все происходит удивительно быстро, как при ускоренной перемотке. Тянутся – плетутся корни-стебли-веточки, растут листики, распускаются маленькие бутончики, опадают лепестки, наливаются ягодки. И, вдруг, по достижении той степени развития, что соответствует данному времени года, все замирает. Будто выключают ускоренную перемотку. Все. Теперь все снова растет в его собственном темпе.
А следы исчезли.
Ровно как и звуки. Все поглощает лес. Его мхи, его ковер под ногами, листва его деревьев.
Такое уж это место.
В городе – город.
В загороде – загород.
И еще не так давно в загород мало кто решался просто так войти. Отчаянные или отчаявшиеся? А много ли их таких?
Страшновато.
Толком даже не понятно, чем именно так пугает загород.
Неизвестностью, непривычностью, пожалуй.
Хотя, город этим тоже пугает.
То есть ничего необычного.
Просто не принято туда ходить.
Пожалуй, именно так.
Шаг. Шаг. Новый шаг.
Добро пожаловать!
***
Сегодня пятнистое солнце взошло над Старым мостом вовремя.
Лучи заскользили по черепичным крышам лавочек, раскинувшихся по обоим берегам. Лавочки же были и под мостом. Реки не было. Она высохла так давно, что и старожилы-то забыли, когда это было, а молодое поколение и вовсе считало, что так всегда и было – мост над лавчонками и трактирами. И хоть Торговый район города проснулся задолго до восхода, появление в небе пятнистого солнца было своего рода сигналом.
Заканчивались всевозможные приготовления, распахивались ставни, гостеприимно раскрывались двери. Торговый район был готов принимать гостей. И посреди него Старый мост в лучах пятнистого солнца, грея свои мощеные булыжником бока, снова и снова привлекал взгляды жителей города. К нему привыкли, но он не приелся.
Едва только пробили совсем не в унисон, но по очереди, пять раз часы на Часовой башне, взлетавшей вверх своим шпилем и видной из любой точки низкорослого Торгового района и даже за его пределами, и на одном из сводов Старого моста; не успел еще уйти утренний туман из узких кривых улочек Низовья (так называлась та часть Торгового района, что лежала под Старым мостом), а в воздухе чувствовались уже ароматы свежесваренного кофе, щедро сдобренного целым букетом специй – такой варили только здесь – и аромат свежевыпеченного хлеба.
Тут стоит сделать небольшое отступление и немного рассказать о том многоликом Городе, в котором и началась вся эта история.
Город воистину был многолик. Он, как диковинное лоскутное одеяло, весь складывался из непохожих друг на друга лоскутков-районов. Они строились в разное время и разными людьми, а потому каждый район был маленьким Городом в Городе, со своим лицом, со своей загадкой, со своим характером и со своей изюминкой.
Названия же районы носили по тем занятиям, которыми занимались местные жители: Торговый, Искусства, Науки, Строителей, Лекарей, Ремесленный, Гильдий…
И так как сегодня пятнистое солнце взошло не где-нибудь, а над Торговым районом, и так как здесь берет начало наше повествование, то стоит рассказать, что из себя представляло это место.
А выглядело оно так: улочки были узкими, вымощенными серым камнем и просто фантастически кривыми. Таких улочек нельзя было больше сыскать во всем Городе. Бесконечные повороты, изгибы, то расширения, то сужения – тот, кто это строил, очевидно, был большим оригиналом. Дома в Торговом районе были низкорослыми, в один – два этажа, но с большими добротными подвалами. Были дома под стать улочкам, на которых стояли – то есть стояли они – кто во что горазд. То фасадом, то задним входом, то боком, а то вообще углом встречали они идущего к ним гостя. И над всей этой фантасмагорией, над запутанным клубком улочек и закоулков, над серовато – коричневатыми черепичными крышами взмывала вверх стройная и необыкновенно красивая Часовая башня.
А еще здесь стоит сказать о той части района, что лежала в русле исчезнувшей реки. В то же время, когда река исчезла здесь, на границе Торгового района и района Науки вдруг просто из земли забил источник, который затем превратился в настоящую реку. Реке дали имя Новой. Ходили потом по городу шутки в духе «из-под Старого моста ушла Новая река». Подшучивали так же, что ушла река, не выдержав запутанной «географии» района (хотя она была там самой что ни на есть местной, а местные знают свой район и ориентируются в нем прекрасно).
Когда река ушла, ее русло недолго пустовало. Вскоре туда стали селиться торговцы, стали появляться лавочки и едальни. И вот эта часть района, с ее утренними сырыми туманами, не ушедшими с исчезновением реки, стала именоваться Низовьем, а та, что располагалась над ней стала Верхами. Верхи, всегда светлые, всегда как бы наполненные воздухом плавно спускались по крутым бывшим берегам вниз. Граница же между Верхами и Низовьем была размытой. За границу была принята та высота берегов, дальше которой не поднимался туман и полумрак Низовья. Обозначили ее низкой – в две ладони – каменной оградой.
Низовье считалось местом обитанья авантюристов и сорвиголов, людей веселых, смельчаков и лучших во всем Городе знатоков тайных троп Загорода. Так же было принято считать, что, в отличие от более богатых, более респектабельных и избалованных жизнью жителей Верхов, жители Низовья были жуликоватыми, сметливыми и весьма себе на уме. Не было ни вражды, ни соперничества – всем есть место под теплым пятнистым солнцем. Было общепринятое мнение.
Итак, утром последнего месяца лета над Старым мотом большого многоликого Города, в пять часов утра взошло большое пятнистое солнце. Оно уже вовсю согревало жителей Верхов. Между тем, как в Низовье еще царил полумрак и предрассветная дымка – легкий туман. Часы на своде Старого моста, смотревшие сверху на жизнь торговцев, как обычно отставали на десять минут, а потому, когда они закончили бить, двери едальни «У Старого» уже были открыты. Правда в самой едальне было пусто, за исключением спящего за столом человека в шляпе, столь старой и видавшей виды, что уже сложно было определить, какого она цвета, материала и каких размеров когда-то были ее поля.
Из-за шляпы лица спящего не было видно.
