– Стой, лягушка! – вдруг крикнул Коля, подняв палку.
Мы были уже подле «ключа»; раздался свист в воздухе, и палка камнем упала на землю.
– Чёрт! – выругался Коля, – промах.
Стёпа бросился к «ключу» и с ожесточением стал умываться. Теперь вместо чёрного он стал сизым, и в этой сизой рамке весело блестели и смеялись серые глаза.
– Промах, так промах, – раздался его голос, – айда наверх, там не промахнёмся ужо.
Он отбежал от ключа, зорко поискал глазами лягушку в траве и вдруг свистнул, прыгнул, встал, завертелся на каблуке и поскакал дальше. Мы бросились за ним. Пред глазами моими мелькнули задние лапки лягушки, ладонями вверх.
– Ну, ничего, – с мелькнувшим состраданием в душе произнёс я, – ну, пусть.
Эти слова я ещё машинально шептал, когда мы уже были на второй площадке. Здесь мы сделали привал и решили раньше переговорить с таинственным существом, сидевшим на скале, прежде чем приступить к задуманному. Теперь неизвестный вырисовывался отчётливо, хотя черт лица его нельзя было разглядеть. Но Коля не ошибся… Это, действительно, был мальчик, лет 14, а может быть и постарше.
– Как же быть? – спросил я.
– Сейчас увидишь, – отозвался Стёпа.
Он поднял камень и, хотя знал, что до скалы ему никогда не докинуть, всё-таки бросил его, вероятно, чтобы настращать. Потом выставил ногу вперёд, задрал голову и прокричал:
– Эй, ты, леший, отвечай откуда взялся и кто ты такой!?
Привидение посмотрело вниз и видимо не поняло, чего от него хотят, ибо опять равнодушно подняло голову и стало смотреть на море.
Стёпа ещё раз бросил камень, бросил и Коля, за ним я, и все мы загорланили:
– Эй, ты, чёрт! ты как смел на нашу скалу взлезть?.. Сходи живей!
А Коля докончил:
– Не сойдёшь добром, мы стащим тебя и так отколотим, что год будешь помнить.
Мальчик нагнул голову, с удивлением посмотрел на нас и спросил:
– Это вы мне говорите?
Голос его был такой тихий, что едва доходил к нам.
– А то кому же? – рассердился Стёпа, – другой собаки, кроме тебя нет здесь; стало быть – тебе. Ну, слезай; нечего там сидеть.
– Я могу сойти, если вам этого хочется, – донёсся к нам голос. – Что вам нужно от меня?
– Так я тебе и отвечу, – проворчал Стёпа и опять крикнул. – Слезай! Сказано сходи, стало быть нечего расспрашивать. Ну, живее… Бросить разве в него ещё раз камнем? – обратился он к нам.
– Мне нравится ваш крик, – произнёс как бы с удивлением незнакомец на скале. – Я иногда люблю слушать, как кричат. Крикните ещё раз и я, пожалуй, сойду.
Всё это было произнесено каким-то мечтательным тоном, который прогонял из сердца гнев. Только Стёпа не унимался и голос товарища с особенной силой звенел, когда с уст его срывалась ругань.
– Ну, вот и хорошо; и отлично, – одобрило привидение крик Стёпы. – Теперь подождите, я сейчас буду подле вас.
Одну минуту у меня была мысль, что он слетит к нам. Я затаил дыхание. Но вот он скрылся на мгновение – и сейчас же показался под скалой. Потом легко и плавно сбежал вниз.
– Вот я и спустился, – произнёс незнакомец, – правда, скоро?
Мы были ошеломлены. Даже Стёпа на миг унялся. Перед нами стоял оборванный, босой мальчик, поразительно худой, но чистенький, с удивительно нежным лицом, заострённым книзу. У него были большие чёрные глаза с длинными ресницами. Губы были бескровны, а цвет всего лица напоминал свежий воск. Всего же удивительнее в нём был его голос. Он был и звучный, и тихий, и приятный, как будто тоскующий, проникал в сердце и радовал, и мучил его. Хорошо было слушать его, но сейчас же жалко чего-то становилось и не радовал светлый день, солнце; что-то прошлое, ушедшее, просилось в душу и как будто это по нем была жалость.
– Ну, говори, – властно произнёс Стёпа, наконец, – ты кто такой?
Мы с Колей бросились в траву и только Стёпа продолжал стоять в угрожающей позе и волосы на голове у него ощетинились, как у ежа.
– Я сын царя, – произнёс мальчик.
Коля живо повернулся, чтобы хорошенько рассмотреть незнакомца. У меня чуть сердце не разорвалось от волнения, и я одобрительно улыбнулся ему. Стёпа насмешливо засвистал, и свист этот, как длинная чёрная нитка, соскользнул с его губ, тихо скатился с площадки и пропал под горой. Стало тихо. Как будто потемнело. Вспорхнула стрекоза, задрожала крыльями и пала подле нас. Две бабочки, догоняя друг друга, закружились над головой таинственного мальчика и, вдруг, круто повернув полёт, скрылись на третьей площадке.
– Врёшь, – наконец произнёс Стёпа. – Разве у царя такие сыновья бывают? Я и то лучше тебя одет. На тебе и башмаков даже нет…
– Это ничего не значит, – возразил настойчиво мальчик. – Хотя я знаю, что вы поверить мне не можете и что я ничем не могу доказать этого, я всё-таки утверждаю, что я сын царя.
Здесь даже Коля не выдержал и засмеялся. Только я один верил таинственному мальчику и с участием слушал его.
– Вы нам басен не рассказывайте, – произнёс Коля своим тоном, не терпящим противоречия, однако уже вежливо. – Мы знаем, что такое царь, и каким должен быть его сын. Вы же похожи на самого бедного мальчика, которого я когда-либо встречал. Наверное вы – нищий.
– Нет, я не нищий, – с живостью возразил незнакомец.
Стёпа сел, не переставая бросать на мальчика враждебные взгляды, а тот продолжал отвечать нам, как преступник судьям.
– Я живу, – продолжал мальчик, – с родными. У нас маленькая лавочка. Отец стар и слеп. У меня есть мать и брат помоложе меня. Мы живём в этом доме всего несколько дней. Лавочку же мать откроет дня через два, так как дождь испортил весь товар, когда мы переезжали. Вы видите – я не нищий.
Я перестал его совершенно понимать. Разочарование вмиг охладило моё участие к нему.
– Ну вот, – расхохотался Стёпа, – я ведь говорил, что ты врёшь – и так оно и вышло! Вишь ты, какой царский сын нашёлся. Батька твой, говоришь, лавочник. А может вор. Я бы тебе ужо ухо расквасил, кабы ты не такой худой был. Знал бы в другой раз, как врать. На гору же больше не смей приходить. Хозяева этой горы – вот они, – он с гордостью указал на нас, – и сюда никому приходить нельзя.
– А всё-таки я сын царя, – повторил мальчик с убеждением. – То, что вы мне сказали, меня не удивляет, так как здесь мне все тоже самое говорят. Но ведь всё это я «здесь» слышу. «Там» же – я сын царя, – он сделал ударение «там», – у меня прекрасный замок, отделённый от других золотыми прутьями. В моей конюшне двенадцать серебряных лошадей. Мой учитель и друг, старый «Наставник», первый советник царя, отца моего. У нас есть враг «Красный Монах», с которым я недавно сражался. В наших лесах живут львы, слоны, носороги, тигры, и я охочусь на них со своими стальными собаками. И много, много чудесного есть в нашем царстве. Отец же всегда сидит на троне из золота и слоновой кости: у него борода белая и густая, как баранья шерсть и спускается до первой ступени трона.
