«Нет, это просто вопиющая несправедливость! – кипел во мне праведный гнев, пока ноги тащились по скользкому полу аэропорта «Внуково». – Выдворить меня из страны! В двадцать четыре часа!» Весь полет я места себе не находила, пытаясь унять оскорбленное самолюбие. И даже ступив на родную землю, еще пыхтела как паровоз братьев Черепановых. Разве я виновата в том, что безукоризненное выполнение мною обязанностей телохранителя старушка-Англия восприняла, как угрозу национальной безопасности?
Единственным утешением было чувство выполненного долга: моя подопечная могла больше НИКОГО не опасаться. Боже упаси, никаких трупов! Все решилось почти дипломатическим путем. Подумаешь, несколько свернутых носов, сломанных конечностей, сгоревших автомобилей и разрушенных зданий! Главное, что Рита теперь может спать спокойно.
Вот с такими мыслями я остановилась у газетного киоска, чтобы, с помощью желтой прессы, окунуться в жизненную круговерть исторической родины. Наряженная в костюм Санта Клауса продавщица еще раз подтвердила неистребимую тягу россиян к любым праздникам. И хоть отмечать католическое Рождество с великодержавным размахом у нас еще не принято, но предпраздничная суета уже чувствовалась в морозном декабрьском воздухе. Так что, одетая в легкую куртку, подходящую лишь для промозглой английской зимы, я периодически вздрагивала от его стылых прикосновений. Вздрогнула и сейчас. Но на этот раз не от ветра. От взгляда. Пристального, ненавидящего взгляда, заставившего мою спину покрыться частыми мурашками.
Доставшаяся мне от прабабки капля цыганской крови закипела, адреналин зашкалил, а в голове завертелись десятки самых фантастических предположений. Кто?
Кто может ненавидеть меня так, что кажется, будто куртка моя вот-вот расплавится от этого ядовитого чувства.
Не приученная оставлять опасность за спиной, я быстро повернулась, готовая дать отпор любому… и сникла, встретившись глазами с подтянутым молодым человеком в дорогом темно-сером пальто. Господи, ну почему ты опять посылаешь мне испытания? Неужели я полгода отгораживалась от прошлого Европой и Ла-Маншем только для того, чтобы, едва ступив на родную землю, столкнуться с этим самым прошлым лоб в лоб.
Что я ему скажу? «Сожалею о случившемся?» «Я ни в чем не виновата?» Что я скажу человеку, чей отец пытался похитить мою предыдущую подопечную, собирался убить меня, и в результате сам был убит моим бывшим возлюбленным?.. Но Сергей Хамисов не стал дожидаться, пока я хоть что-нибудь изреку и, быстро сократив разделяющее нас расстояние, просто сказал:
– Привет, Ника.
– Привет, – выдавила я. И, решившись наконец снова заглянуть в его лицо, облегченно перевела дух. Я ошиблась. В серых, чуть раскосых глазах секретаря бизнесмена Челнокова не было ненависти. Только боль, начинающая понемногу затягиваться туманом забвения.
– Ты откуда?
– Из Англии, – ответила я, вкладывая все свое разочарование английским законодательством в один тяжелый вздох.
– Одна? – Сергей настороженно окинул взглядом обтекающий нас людской поток, как будто ожидал увидеть в нем убийцу отца.
– Совершенно одна. – Моя рука успокаивающе легла на его запястье и, подстегнутые этим жестом воспоминания прорвали плотину, которую я кропотливо возводила целых полгода. В голове завертелись ожившие картинки прошлого, яркие, как новогодние игрушки, и такие же хрупкие. Вот богатенький Буратино – бизнесмен Владимир Андреевич Челноков принимает меня на работу телохранительницей его ненаглядной доченьки.
Вот сама Эля Челнокова удирает из-под моей опеки через театральный туалет, чтобы вляпаться в очередную историю по самое «не хочу». Вот ее брат Павел Челноков… Нет-нет-нет! Мы так не договаривались! Уж кого-кого, а старшего сына миллионера я совершенно не собираюсь вспоминать. Тем более что секретарь Сережа уже целых пять минут безрезультатно пытается привлечь мое внимание.
– … просто удивительное совпадение. Вы ведь могли запросто встретиться с ней в лондонском аэропорту.
– С кем?
– С Элей конечно. Она на рождественские каникулы домой прилетает. А я ее встречаю вместо Владимира Андреевича. Он сейчас в Цюрихе…
– Постой, так ты что же, до сих пор у него работаешь? – Я даже немного оторопела. Не ожидала от Сережи такого поворота. – Но ты… он… твой отец…
– Со стороны это, наверное, выглядит дико. Я… – Сергей очень серьезно посмотрел на меня. – Понимаешь, Ника, мой отец задолжал Челнокову. По-крупному задолжал. И Эльке тоже. Но его уже нет, а значит, я должен за него расплатиться. Должен. Ты, наверное, этого не поймешь, Ника, но…
Сергей напряженно замолчал, а я снова тяжело вздохнула. Как же ты не прав, мальчик. Я понимаю тебя как никто. Потому что сама семь лет искупала вину человека, которого любила. Искупила ли? Кто знает…
– И куда ты теперь? Может, в наш город завернешь? По своим телохранительным делам… – Кажется, Сережа был рад скрасить ожидание обычной болтовней, но мое настроение рухнуло вниз так стремительно, что я, издав третий и самый глубокий вздох, энергично затрясла головой.
– Нет уж! С телохранительством покончено. В последнее время у меня от него одни неприятности. Домой вернусь. Буду жить, как все нормальные люди. Без драк, похищений, и закатывания живых людей в бетон.
– Понятно. – Подстегнутая воспоминаниями боль в глазах Сергея поднялась к самой поверхности, и он надолго замолчал, комкая в руках какую-то газету.
– Черт! – воскликнула я, углядев в окне прощально подмигнувшие красные габариты отъезжающего автобуса. – Придется теперь на электричку бежать!
– Куда тебе? – Сергей встряхнулся, и извлек из кармана мобильник.
– На Ярославский вокзал.
– Сейчас такси вызову.
– Нет, уж! – Я снова замотала головой. – В связи с непредвиденными расходами на гостеприимной английской земле в данный момент нахожусь в режиме жесткой экономии.
– А причем тут ты? – удивился секретарь Сережа. – По моему скромному мнению, одну лишнюю поездку на такси шефов кошелек выдержит.
– Даже не вздумай! – Вскипел во мне праведный гнев. – Ни копейки не возьму из Челноковского кармана! Не устройся я к вам на работу, спала бы сейчас спокойно, а не вскакивала посреди ночи, распугивая криками соседей!
– Не устройся ты к нам на работу, Эля была бы мертва. – Покачал головой Хамисов.
И мне стало стыдно. Так стыдно, что, забросив сумку через плечо, я ринулась сквозь предполетную сутолоку, невежливо распихивая сограждан, оказавшихся на моем пути. Бегу. Я опять бегу. И даже с моим высшим психологическим образованием ясно, что не от растерявшегося Сережи Хамисова – от себя. Мама дорогая, да остановлюсь ли я когда-нибудь?! Остановилась. Хотя и не без посторонней помощи. От выхода на платформу с вожделенной электричкой меня отделяли какие-то два десятка метров, когда один из пассажиров не удосужился убраться с дороги. От соприкосновения моего лба с его широкой и твердой как доска грудью раздался пугающий треск, сопровождавшийся радостным «Вах!» Не успела я поднять глаза, чтобы во всех подробностях рассмотреть неожиданно возникшее препятствие, как была облаплена здоровенными мужскими ручищами.
