Мне было тепло. Чьи-то хрупкие руки нежно держали меня, и мне было спокойно. Я была в безопасности. Маленькое пространство, в котором мы находились, пахло цветами и свежестью. Мягкая ткань, которой меня обернули, приятно согревала тело.
В комнате кто-то негромко переговаривался. Их шепот убаюкивал меня, уносил в забытье. Мама с папой! Они говорили о лесе. Что такое лес? Я не знала. Но это короткое слово заставило меня встрепенуться. Я заерзала. Нежно-голубые глаза цвета летнего неба с беспокойством взглянули на меня, и я начала раскачиваться. Лицо мамы расплылось перед глазами. Я испугалась, что оно исчезнет, и вздернула руки, чтобы схватить его. И вдруг заметила на пальцах что-то блестящее. Я замерла и начала рассматривать их. Они были длинные, изогнутые в концах, острые и опасные, но такие… притягательные.
Шепот прервался – мама наклонилась и поцеловала меня в нос. Ах, какой это был поцелуй! Он передал всю ее любовь, ласку, покой, верность. Я тут же забыла про блестящие штуки и закрыла глаза. Во сне меня посетили животные – дикие, вольные. Они были похожи на мою игрушку, которую мне приносил папа перед сном, – такие же глубокие глаза, удлиненная морда, крепкие лапы, смешной черный нос. Они издавали протяжный вой, сбившись в кучу.
Но сон закончился. Я оказалась в корзине, подпрыгивающей в такт грохоту и рычанию. Я помнила этот звук. Его издавало большое металлическое сооружение, называемое “машиной”. Я несколько раз каталась на ней. Это было жутко весело, хоть и громкий звук немного раздражал.
Но сейчас я чувствовала себя тревожно. Мне было зябко. Я слышала, как капли дождя звонко ударяются о стекло и металл, и этот звук отдавался в голове, словно эхо. Мне хотелось спрятаться, вернуться в защищающие меня руки, но вместо этого я начала плакать. Я хотела, чтобы мама и папа услышали меня и успокоили и чтобы мы вместе вернулись в дом, где уютно и тепло.
Внезапно на меня обрушилась тень. Папа! Он причмокивал губами и гладил меня по щеке.
– Ты будешь в безопасности, обещаю. О тебе позаботятся, моя маленькая девочка, – говорил он.
Я не понимала, о чем он говорит. Куда мы едем? В гости? К тетушке? Я бы хотела к ней поехать. У нее был прекрасный голос, она пела мне разные песенки и рассказывала сказки. Она любила меня. Папа любил меня. И мама любила меня.
Грохот прекратился – мы остановились. Папа взял корзину – и я взмыла в воздух. Дождь прекратился. Папа что-то сказал человеку в зеленой шляпе, который тоже вышел из машины. Человек засмеялся, а потом посмотрел на меня и противно ухмыльнулся. Его ухмылка не предвещала ничего хорошего. Это был плохой человек.
Папа обменялся с ним рукопожатием и зашагал прочь. Он был грустный. Этот человек его обидел? А ведь я сразу не прониклась к нему симпатией! Мне было жаль папу. Что с ним случилось? Он что-то горячо шептал себе под нос, но я не могла его услышать. Он с силой сжал ручку корзинки, так что она затрещала. Ой, а если она сломается и я упаду? Нет, папа этого не допустит. Он для меня как щит.
Папа все шагал и шагал. По лужам. По траве. Небо было затянуто грозовыми тучами. Я поежилась. Мне хотелось есть и спать. Но папа не останавливался. Мы никогда так далеко не ходили. Куда он ведет меня? И где мама?
Заревел ветер. Папе стало трудно идти, но, стиснув зубы, он упрямо шел вперед, закрывая лицо от черного ветра. Мне казалось, что я лежу целую вечность. Мне стало страшно. Я заплакала, захлебываясь криком и слезами. Папа остановился, поднял корзину к лицу и с безграничной любовью посмотрел на меня.
– Ну, ну, не бойся, милая. Все будет хорошо.
Его голос успокоил меня, и я заснула крепким сном.
Когда я проснулась, папы не было. Я все еще лежала в корзине. Ветер стих. Надо мной возвышались разноцветные деревья. Никогда не видела столько деревьев сразу! Где же папа? Я умирала от голода. Заплакала. Никто не пришел, не услышал меня. Я была одна. Одна-одинешенька. Папа оставил меня. И мама оставила. Сырость голой земли добралась до меня и окутала изматывающим холодом. Ветер свистел, как будто оплакивал утрату. Слезы скатывались по лицу в горло. Мне было страшно и одиноко. Но никто так и не пришел. Я устала. Живот скрутило от голода. Пальцы окоченели. И снова я заметила эти острые штуковины. Но разглядывать их сил не было. Я провалилась в бездну.
Я почувствовала, что чей-то шершавый язык слюнявит мне лицо. Мама? Нет, она никогда так не делала. Папа? Тоже нет. Веки отяжелели, глаза не открывались. Я не могла двигаться. Тело болело. Мне было жарко. Время от времени меня сотрясала дрожь. Я услышала какие-то звуки, похожие на плач. Но я не плакала. А кто тогда?
С трудом я разомкнула веки. На меня немигающим взором глядели те самые глубокие глаза.
Как только я вышла из норы, по моим волосам прошелся зимний ветер, он тихо завывал, словно волк, одиноко скитающийся по чужим землям. В ноздри ударил резкий запах смолы и сосновых шишек. Видимо, Феликс с Бэль опять притащили целую кучу. Было еще темно. Бледно-желтая луна повисла в небе, как шишка на дереве. Под ногами был снег – чистый, белый, необычайно приятный. Вот она – зима! Мороз, свежесть, иней на деревьях, ах, красота! Но вместе с этим зима приносит и голод. Иногда такой безжалостный, что погибает целая стая!
Отбросив все грустные мысли прочь, я побежала к Лавине. Несколько дней назад мы были на охоте, которая обернулась для нее несчастьем и неволей. Но Лавина сама виновата! Она незаметно убежала от старших членов стаи, хотя Атилла строго-настрого приказал молодым волкам держаться на расстоянии от оленей, пока он не разрешит напасть на них, но Лавина стремилась показать все свои охотничьи навыки, независимо от того, есть они у нее или нет. Она хотела поймать слабую олениху, отделившуюся от стада, но сильный самец заметил опасность и поспешил на помощь самке. Олень оглушил Лавину сильным ударом задней ноги. Ей повезло, что Атилла вовремя прибежал и отвлек оленя, иначе для Лавины эта охота оказалась бы последней.
Теперь она лежала в отдельной норе, и навещать ее можно было только после разрешения вожака. По очереди мы носили Лавине добычу, потому что выходить из норы ей было запрещено. Но Атилла пока спал, а мне не хотелось будить его. Если я навещу подругу прямо сейчас, это не будет таким уж грубым нарушением, ведь об этом никто не узнает, верно?
Я бесшумно пробежала мимо нор, где спали другие члены нашей стаи, и, спустившись к подножию дерева, стала проползать в узкое временное жилище Лавины. Я старалась громче пыхтеть, чтобы предупредить ее о своем визите. Я думала, что из-за удара ее слух ухудшился, но, когда я вошла в нору, Лавина уже сидела, подняв уши торчком. У нее были такие живые глаза, что казалось, все логово сияет от их свечения. Я искренне восхищалась ею! Ее не пугало, что вся стая считает ее безумной, что она живет одна (хоть и временно), что ее позор видел Атилла. Нет! Она всегда полна энтузиазма, энергии и никогда не злиться. Настоящая волчица!
