Однажды президент США Джон Фицджералд Кеннеди и певец Фрэнк Синатра сидели в баре и спорили, кто из них больше достоин любви Нормы Джин.
Как выяснилось позже, сама Норма любила обоих джентльменов.
В тот вечер они называли ее самой красивой, самой роскошной, самой ослепительной и перебрали все слова, которые есть у мужчин, когда они хотят сказать о женщине что-то особенное.
Однако же найти ключевое слово им так и не удалось.
Огорчившись, они крепко выпили.
Как раз в этот момент в бар и зашел ковбой Мальборо.
– О чем базар, парни? – спросил он.
– Видишь ли, – объяснили они, – если в Соединенных Штатах каждая брюнетка мечтает стать блондинкой с роскошным бюстом и кнопкой над губой, значит, это модно. А если это модно, значит, моду зовут Норма Джин, логично?
Ковбой Мальборо понял, что джентльмены уже не в состоянии объяснить причину своих разногласий, и, бросив взгляд на обложку глянцевого журнала с изображением Мерилин Монро, изрек:
– Сладкая девочка!
С тех самых пор бродят по всем континентам сыновья легендарного ковбоя Мальборо, мечтая встретить ту единственную, ради которой они и живут на этом свете.
Женщины царапают мужскую душу, и только одна из них ранит ее смертельно.
Имя той женщины SUGAR MAMA[1].
ГЛАВА 2
РУКОПИСЬ ПАПЫ ХЭМА[2]
Жарким октябрьским днем в старой Гаване, в том месте, где с Малекона[3] хорошо видна статуя Иисуса, возвышающаяся над пушками крепости Моро, за столиком открытого кафе сидели двое: сухопарый пожилой негр, одетый в черную застиранную футболку, джинсы и поношенные сандалии на босу ногу, и молодая креолка с подобранными вверх светлыми волосами. На креолке была короткая юбка мышиного цвета и белая майка, на которой были вышиты блестками два сердечка. Она пила легкое пиво и курила сигареты с ментолом, в то время как негр предпочитал пиво покрепче и сигареты без фильтра.
Креолка была jenetera[4] и зарабатывала на жизнь, крутя любовь с bolsa bien forrada[5]. Известно, что чем меньше денег оставит наездница в бумажнике туриста, тем выше ее мастерство. Были случаи, когда некоторым туристам приходилось просить денег у соотечественников прямо в аэропорту Хосе Марти, чтобы заплатить двадцать пять песо за вылет с Острова свободы.
Креолку нельзя было назвать ослепительной красавицей, да и вряд ли где на Кубе можно встретить настоящих красоток. Она относилась к тем женщинам, которые недостаточно хороши, чтобы нравиться без исключения всем мужчинам, но мало кто из мужчин не провожал глазами ее милое личико, аппетитную фигурку и соблазнительную походку.
Сухопарый негр был сутенером и выискивал в Гаване богатых иностранцев для своей напарницы – преимущественно пожилых мужчин, желающих купить любовь молодых кубинок в надежде испытать ощущения тех лет, когда у них еще было полно сил и желаний. Негр не был из числа тех сутенеров, что толкают товар на дискотеках, в барах, а чаще всего – прямо на улице. Его работа была намного тоньше, требовала немалой эрудиции и особого чутья на хорошие деньги. Он умел найти подход к людям и без труда завязывал приятельские отношения с туристами. Среди них он вычислял тех, кто не просто падок на женские прелести, но еще и способен потерять разум, разумеется, вместе с деньгами.
Негр и креолка работали вместе больше года, но им не слишком везло до тех пор, пока три месяца назад негр не встретил одного русского. Парень хорошо говорил по-испански, держался открыто и вдобавок ко всему оказался поклонником Хемингуэя. Разнообразие женщин ему быстро наскучило, и он увлекся поиском прижизненных изданий писателя.
– Я же говорил, что этот русский настоящий loco[6], – сказал негр. – Теперь ты мне веришь?
– Он и впрямь ненормальный, – согласилась креолка. – Вчера целый день читал на террасе твою рукопись. Почитает, уставится на море и может так просидеть полчаса, а то и больше. Потом попросит, чтобы я сделала ему стакан мохито, и снова читает.
– Пусть читает, это хорошо. Он проболтался, сколько у него денег на карте?
– Около тридцати тысяч.
– Отлично! Русского мы не упустим, как того канадца, обещаю тебе, Мишель.
– Канадец был гнусный старик, – бросила сигарету креолка Было заметно, что ей неприятно вспоминать эту историю. – Тогда ты тоже говорил, что мы вытянем у него не меньше пяти тысяч.
– Тридцать тысяч! – повторил негр. – Завтра мы оттяпаем от них жирный кусок.
– Не знаю, как ты собираешься это сделать, – мотнула головой Мишель. – За полгода мы смогли заработать только три тысячи, и то благодаря мне. Ты любишь строить безумные планы, а кончается все одинаково – туристы уезжают или уходят к другим наездницам.
– Извини, но в Гаване нет школы сутенеров, – парировал негр.
Мишель грустно усмехнулась:
– Дело не в тебе, Тичер.
– Мне не нравится твое настроение, Мишель, – заметил негр. – Ты влюбилась в русского?
Мишель молчала, постукивая банкой пива по пластмассовому столу.
– Ты нервничаешь. Это плохо.
Негр достал из мятой пачки еще одну сигарету.
– Я должен был это предвидеть, – сказал он после короткого раздумья. – Ты осталась той же влюбчивой девчонкой, что и десять лет назад, когда училась у меня в школе.
– Твое время прошло, Тичер, – сказала Мишель.
– По-твоему, я уже не способен любить женщин?
– Почему же? Есть виагра, – усмехнулась девушка.
– Ты говоришь со мной так, будто я старый нигер, который годится лишь на наживку для акул, – раздраженно сказал Тичер.
– Не сердись. Ты не мог сделать для меня больше, чем сделал. И я благодарна, что ты любил меня и был так добр.
Негр не ответил. Он курил, глядя на Малекон, и что-то обдумывал. Наконец его глаза оживились, и он с улыбкой взглянул на Мишель.
– Спасибо, девочка, я совсем не сержусь. – Он нежно погладил ее красивые волосы. – На что мне сердиться? Разве что на время? Иногда я думаю, что жизнь – это большой аэропорт, раза в три больше, чем аэропорт Хосе Марти. В нем все начинается и все заканчивается. Ты садишься в самолет и думаешь: двенадцать часов до Европы! Да за это время можно жениться, развестись, написать книгу и сделать еще массу дел! А прилетаешь и понимаешь, что ничего не успел. Мимо тебя идут на посадку люди. Они полны планов и думают точно так же, как думал ты. Каждый из них знает, что этот перелет когда-то закончится, но никто не подозревает, насколько быстро это случится.
– Ты по-прежнему замечательно рассказываешь, – сказала Мишель. – Знаешь, русский напоминает тебя лет десять назад. Так же интересно рассказывает и такой же нежный и добрый. Жаль, что именно он попался на твой крючок.
– А что, он действительно так нежен? – поинтересовался Тичер.
Глаза Мишель заблестели.
– Да, похоже, ты действительно влюблена. А знаешь, если бы русский был обычный турист, пожалуй, я бы даже порадовался за тебя. В конце концов, сорвать денег да еще по любви – это же здорово! Но бизнес исключает чувства, Мишель. Хотя… – заметил негр, – это даже хорошо, что ты его полюбила. Значит, у русского нет сомнений в том, что ты – внучка Грегорио Фуэнтеса
