Николай Добролюбов - Сватовство Ченского, или Материализм и идеализм

«Сватовство Ченского» нельзя иначе объяснить, как статьею г. Савича, а статьи г. Савича нельзя оценить без «Сватовства Ченского». Вот почему и решились мы соединить оба эти произведения, хотя одно из них – московское, а другое, по наружности, петербургское. Впрочем, «не судите по наружности», – говорят идеалисты, и нельзя не согласиться с этой стороной их учения. Очень может быть, что «Сватовство Ченского» принадлежит Москве, как и статья г. Савича, как и самый «Атеней». Очень может быть и то, что Москва, несмотря на свою хлебосольную славу, – ужаснейшая идеалистка. Ведь известно, что

И о чем же лучше беседовать, как не об идеализме и материализме в то время, когда вся почтенная беседа сыта и довольна?.. Идеализм и материализм! О, сколько условий для приятного разговора соединяет в себе эта прекрасная тема!.. Тут, во-первых, человек удаляется в область чистой мысли, где ничто нечистое, ничто действительное не смущает его… Ничто, потому что самый материализм вовсе не есть реализм; нет, это есть не более как милое отвлечение, вроде хорошенькой модели паровоза, на которой, конечно, нельзя ехать, но для которой зато не нужно ни воды, ни дров, ни рабочих… Во-вторых, беседа об идеализме и материализме приятна тем, что здесь можно изощрять свое остроумие и диалектику в показании антагонизма этих двух начал. В-третьих, хороша она потому, что споры с противниками, не доходя до существенных, житейски важных раздражений, могут, однако ж, слегка щекотать самолюбие собеседников и чрез то приятно поддерживать разговор. Короче, – говоря словами Бальзаминова в пьесе Островского, – «это самый приятный для общества разговор». Антиресней его может быть разве только обсуждение вопроса, предлагаемого Устенькой в той же пьесе: «Что тяжеле – ждать и не дождаться или – иметь и потерять?»{2}

Но зачем же еще пишут люди так важно и глубокомысленно об идеализме и материализме? Пусть бы их толковали себе в гостиных о столь антиресном предмете и оставили бы в покое литературу. А то, пожалуй, нас постигнет опять наводнение статей вроде: «О неизбежности классицизма в романтизме», «Любовь таинственного незнакомца к красавице, скрывающей свое имя, – или Номинализм и реализм», «Сравнительный разбор значения сих и этих для общества»{3} и т. п. Неужели и об этом еще не довольно говорили, неужели и это еще не слишком нелепо для нашей литературы в настоящее время, когда заря будущего… и пр.? Нам казалось, что мы с дуализмом давно уже порешили; мы надеялись, что теперь только разве в психологии г. Кикодзе может быть разрываемо человеческое нераздельное существо…{4} Мы думали, что недостойно образованного человека заниматься теперь серьезно антагонизмами двух противоположных начал в мире и в человеке. С тех пор как распространилась общеизвестная ныне истина, что сила есть неизбежное свойство материи и что материя существует для нашего сознания лишь в той мере, как обнаруживаются в ней какие-нибудь силы, – с этих пор мы считали совершенно ненужными всех этих Ормуздов и Ариманов…{5} Но нет, – г. Ю. Савич доказывает нам противное. Он вообразил, что у нас сильно распространен материализм – не в смысле признания силы как неизбежного свойства материи, – а в смысле отрицания всякой силы. Вследствие этого он ратует страшно против материалистов, во имя идеализма. Зачем? Это мы можем объяснить себе только предположением, что г. Савичу не удавалось развивать своих идей словесно в мудрой беседе, равно как и автору «Сватовства Ченского» (если это не одно и то же лицо…), и они хотят наверстать это на литературе. Отсутствие непосредственного знакомства с предполагаемыми противниками заметно даже в приемах обоих авторов, равно как и во взгляде их на сущность своего предмета. Их основное положение таково: «кто дурак, тот материалист; следовательно, материалисты дураки». И затем начинается очень остроумное развитие этого силлогизма. Но вы, может быть, не верите, чтобы в ученом журнале ученая статья могла быть построена на таком силлогизме? Вы даже подозреваете, что и в комедии «Сватовство Ченского» силлогизм этот не совсем таков, как мы представляем? Мы беремся доказать наши слова. Начнем с «Сватовства».

Содержание комедии состоит в том, что Ченский, отставной ротмистр, имеет связь с княгиней Лапиной, очень богатой старухой. Он успел от нее нажить себе состояние и, кроме того, взял у нее под заемное письмо несколько миллионов, которые и пустил в торговые обороты. Между тем однажды, поехавши гулять со старухой, он вывалил ее из экипажа, отчего она скоро и умерла, оставив завещание в пользу своей племянницы Ониной. Но по смерти старухи Ченский завладевает всеми ее бумагами, скрывает завещание и свое заемное письмо и пишет другое завещание, которым все имение отказывается в его пользу. Дело, стало быть, кончено. Но Ченский – материалист, следовательно, должен быть дураком. Вследствие этого – он никак не может сообразить, что ему делать теперь с завещанием старухи и с заемным письмом. Наконец, в качестве материалиста, то есть дурака, он придумывает следующую штуку, для того чтобы уладить дело: он решается жениться на племяннице старухи – дочери бедного профессора. Тогда, рассуждает он, все будет прикрыто, и совокупным владением восстановится законность; заемное письмо на три миллиона пойдет вместо приданого бедной девушке. Не правда ли, какой материальный (разумей: глупый) расчет!

Итак, Ченский является к Ониным. Здесь-то и встречает он идеализм. Отец девушки, отставной профессор Онин, проповедует все о каких-то противоположных началах и говорит:

Но что же мы делаем? Начали выписывать слова Онина из «Сватовства Ченского» (стр. 70), а кончили выпискою из статьи г. Савича (стр. 277)… Впрочем, разницы-то ведь никакой нет; пусть уж так останется… А может быть, читатели и сами разберут, где оканчивает Онин и где начинает г. Ю. Савич??.