Дверь захлопнулась, и Джон Мартин сбросил с себя пальто и шляпу, ловко, словно заправский иллюзионист, проскочил мимо жены и повесил пальто на вешалку, одновременно вынув из кармана хрустящую свежую газету, после чего направился в гостиную, на ходу знакомясь с новостями, определяя по запаху, что будет на ужин, и разговаривая с женой, следовавшей за ним по пятам. Он все еще чувствовал слабый запах вагона и морозной зимней ночи. Усевшись в кресло, он удивился необычной тишине, напоминавшей тишину гнезд, обитатели которых – малиновки, воробьи и пересмешники – неожиданно увидели над собой гигантскую тень ястреба. Его жена остановилась в дверях.
– Села бы лучше, – сказал Джон Мартин. – Что стряслось? Господи, не надо смотреть на меня так, словно я уже умер! Что у нас нового? Кстати, как ты относишься к последнему решению этих придурков из городского совета? Они опять повысили налоги и тарифы!
– Джон! – воскликнула жена. – Прошу тебя, не надо!
– О чем это ты?
– Не говори так! Это небезопасно!
– Небезопасно?! О чем ты говоришь? Мы не в России, а у себя дома!
– Ты не совсем прав.
– Как так?
– В нашем доме появился жучок! – прошептала она еле слышно.
– Жучок?!
Джон Мартин даже привстал от удивления.
– Ну, ты понимаешь… Подслушивающее устройство.
– Ты что, рехнулась?
– Почти что, когда госпожа Томас рассказала мне о том, что происходило здесь вчера вечером! Стоило нам уйти, как позвонили ей в дверь и взяли у нее ключи от гаража. Они поставили там какие-то приборы и подвели к нашему дому провода! Жучок в какой-то комнате, а может, и во всех комнатах.
Все это она прошептала ему на ухо.
Он откинулся на спинку кресла.
– Этого не может быть.
– А вот и может!
– Но ведь мы, кажется, не сделали ничего предосудительного?
– Говори потише!
– Погоди! – сердито прошептал он. Его лицо то бледнело, то краснело. – Идем на веранду!
Выйдя на веранду, он посмотрел по сторонам и сказал, уже не таясь:
– Теперь расскажи мне всю эту дурацкую историю еще раз! Если я тебя правильно понял, ФБР решило использовать соседский гараж для слежки за нашим домом?
– Совершенно верно! Это ужасно! Боюсь, наш телефон тоже прослушивается!
– Ладно, мы еще посмотрим, кто кого!
– Что ты собираешься делать?
– Я переколочу все их приборы! Одного не пойму – чем мы их могли заинтересовать?
– Ломать ничего не надо! – воскликнула жена, схватив его за руку. – Тогда уж точно неприятностей не оберешься! Пусть послушают несколько дней, поймут, что мы в порядке, и уберутся.
– Я оскорблен, нет, я просто разъярен! Эти два слова не из моего лексикона, но, черт побери, сейчас они в самый раз. Что они о себе возомнили? И вообще, в чем здесь дело? Наши политики или наши друзья на студии? Мои рассказы или то, что я работаю продюсером? Да, мы дружим с Томом Ли, а он китаец, но это не делает опасным ни его, ни нас! Так в чем же дело?
– Может быть, они получили ложный сигнал и занялись проверкой? Если они всерьез подозревают, что мы опасны, их действия нельзя осуждать.
– Да-да, но речь-то идет о нас! Чертовски забавно, обхохочешься! Рассказать, что ли, друзьям? Найти микрофон и вырвать его с потрохами? Переехать в гостиницу? Уехать в другой город?
– Я думаю, нам следует оставить все на своих местах, ведь скрывать нам действительно нечего! Не будем обращать внимания, и только!
– Не обращать внимания? Как только я стал ругать муниципалов, ты тут же поспешила заткнуть мне рот!
– Идем в дом. Становится холодно. Успокойся. Пройдет всего несколько дней, и они в любом случае оставят нас в покое.
– Ну ладно, но лучше бы ты позволила мне расколошматить все это к чертовой матери!
Они вернулись в дом и немного постояли в прихожей, пытаясь изобразить приличествующий случаю разговор. Они чувствовали себя так же неловко, как актеры-любители на сцене дешевого провинциального театра: осветители уже включили юпитеры, недовольная публика ждет, вот-вот начнет разбегаться, а они забыли роли.
Он вернулся в гостиную и, усевшись в то же кресло, взял в руки газету, ожидая, пока жена накроет на стол. Дом тут же наполнился звуками. Шелест газеты походил на шум лесного пожара, раскуривание трубки звучало как завывание ветра в органной трубе. Он попытался сесть поудобнее, и кресло тут же зарычало, как собака во сне, а штанины, касаясь друг друга, скрипели, как наждак. С кухни слышался оглушительный лязг кастрюль, по которым безбожно колотили, звон падающих мисок, хлопанье открываемой печной заслонки, крушащей запор, шум рвущегося на свободу газа, вспыхивающего голубым пламенем и с шипением набрасывающегося на пишу, а затем все более и более громкое журчание и бульканье готовящейся еды. И он, и она хранили молчание. Они молчали. Жена вошла в гостиную и остановилась в дверях, посмотрела на мужа, оглядела стены, но ничего не сказала. Он перевернул футбольную страницу, открыл страницу, посвященную борьбе. Глаза его скользили между строчек, фиксируя пятнышки в бумажной массе.
Конец ознакомительного фрагмента. Полный текст доступен на www.litres.ru
