Знать прижилась на заводе
Муза – голубка моя.
Молодость все не проходит
Здесь у нее, у меня.
В масляной курточке рваной
Я подошла к вам при всех.
Вдруг появилась меж нами
Муза, слетевшая в цех.
В чистой рубашечке, милый,
Были вы, видно стыдясь.
Что от мазута не смыла
Руки и встретила вас.
Музе шепнула: «Послушай!
Это рожденье любви.
Значит отдам ей всю душу!
Ты ж – совершенства свои»
Муза ж моя покраснела,
Вспыхнула вся, но, родной.
Вы же в рубашечке белой
Быстро прошли стороной.
Что вы, не помню, сказали.
Но излучали вы свет.
В радуге стекла играли,
Я же смотрела вам вслед.
Свадебный марш Мендельсона
Слышишь ли в шуме прессов?
Музе шепнула я – солнце
Тоже встает, как любовь!
Вы снились мне опять. Я вас во сне звала,
Проснулась… За окном лежит ночная мгла.
Как снег воспоминания свежи,
Часы стучат, отстукивают жизнь.
Часы и сердце, тоже в такт часам.
О, я давно не верю чудесам,
Но я мечтала только лишь о том,
Чтобы забыться снова милым сном,
В котором мы, в котором счастье, лето.
И никого. Лишь золото рассвета.
Я вас ждала и сердце млело,
В предчувствии, что вас увижу,
Но миг настал и не посмела
Я даже подойти поближе.
То было лишь любви начало,
Любви, которой нет преграды.
Как майская листва, звучала
Во мне проснувшаяся радость.
Но выражал мой взгляд лишь скуку
Души притворно-равнодушной,
Нечаянно на вашу руку
Я глянула, совсем уж скучно.
И краска хлынула в лицо,
Притворство маскою слетело,
И обручальное кольцо
На дорогой руке блестело.
То ль коричневый, то ль карий?
Не могу никак сказать.
Может цвет у них янтарный?
Ваши снятся мне глаза…
Может бежевый? На зорьке
То сиянье облаков.
Иль агатовый, но только
Не холодный голубой.
Золотистым теплым светом
Голубые не горят.
Не люблю глаз синих, светлых,
Хоть красивы, говорят.
С драгоценными ль камнями
Ваши мне глаза сравнить?
И опять любуюсь вами,
Чтоб нежнее вас любить.
Лица красивые черты
Всего, конечно, не решили.
В плену душевной красоты
Они почти бессильны были
Ваш взгляд… О нем могла мечтать,
Чтоб с головой зарыться в нежность.
И вдруг… Предстала красота,
Мной не замеченная прежде.
О, да, античности шедевр
В чертах лица я усмотрела.
И сразу, как-то оробев,
О красоте другой запела.
Любимый, миллионы лет
Конечно, ничего не значат.
Когда -души бессмертный свет
В чертах лица так тонко схвачен.
Богам античным ваших глаз
Конечно, не хватало, милый,
Хоть в них черты лица как раз
Природа ваши воплотила.
И какое же в сердце волненье,
Как люблю вас, мой друг золотой!
Вы и вечность моя, и мгновенье,
Вы – мой свет за далекой чертой!
Я бы ноги избила, прошла бы
Всю планету! О, солнце, сквозь тьму!
Рождена я, наверно, не слабой,
Если вам я верна одному.
Трав июньских приятна прохлада,
Сладко пахнут в июне цветы…
Обращаться так бережно надо
С каждым сердцем, щадя в нем мечты.
Вас ни в чем упрекнуть невозможно.
За природный ваш ум и за такт,
И что вы на других непохожи,
Я люблю вас отчаянно так.
Ваши брови – два лебедя черных
Над водой, золотистой такой.
Можно сердце, как скрипку, настроить,
Но всегда звуки полны тоской.
Есть у каждого смертного радость,
Только больше мне в жизни дано.
Знаю я: Счастье выстрадать надо,
Чтобы звездным осталось оно!
Славно пахнут июньские травы,
Необъятно луга широки.
Есть у каждого смертного тайна,
Как пожатие теплой руки.
Потому я с такою любовью
Карих глаз наблюдаю залив
Эти лебеди – черные брови —
Вот бы плыли, века пережив!
Я смотрела на вас в приоткрытую дверь,
Солнца луч на черты лег родные,
«Примирись!—Так шептала мне муза,—и верь—
Не напрасны страданья земные».
Жаль ни кистью владеть не могу, ни резцом,
Я б тогда утонченностью линий,
Показала б, как ваше прекрасно лицо,
Как бессмертен ваш образ отныне.
Вы вздохнули, не знаю сама, отчего,
За окном же весны дуновенье,
Я б хотела в тот миг всей душой одного,
Чтобы вечностью стало мгновенье.
В черной курточке кожаной так хороши,
Так милы вы, задумчивы были,
Что шепнула мне муза: «Диктую, пиши —
Это дверь для любви отворили!»
И меня осенила прохладным венцом
Моя муза, рукой своей нежной,
Чтобы я освещенное солнцем лицо
Воспевала с тоской и надеждой.
Я услышала голос знакомый,
Истомившись за вами, родной,
Проглотила соленые комья,
Воль отхлынула тяжкой волной.
Я хотела бежать вслед за вами,
Потеряв и рассудок в тот миг.
Вас позвать иль мольбой, иль слезами,
Чтоб любви в них услышали крик.
Наша жизнь – только грусть и потерн,
Жить любовью бесцельно одной.
Где-то близко, всего лишь за дверью.
Ваш услышала голос родной.
И подумала: «Сердце мельчает,
Коль рассудок подвластен страстям».
От моей безнадежной печали
Может больно и не было вам?
Может просто кокетства в вас много,
Я его за любовь приняла?
Ах, скажите, родной, ради бога,
Что сама я себе не лгала!
Не упрекайте, не вините
За безрассудную любовь!
На миг, но счастье мне верните,
Ваш взгляд, он может все без слов.
Ваш мягкий голос лишь услышу.
Пылаю и теряюсь вдруг.
И грудь взволнованно так дышит!
Выздоровленье ли? Недуг?
Что в том? Мой милый, как вы правы;
Я – глупое дитя, ну что ж!
Мне нужен мел не для забавы:
Пишу «Люблю», а в пальцах – дрожь.
Пока не исписала стены,
Асфальт, ступени, этажи,
Должна вас видеть непременно,
И вы мне встретиться должны!
Иначе мне не хватит мела,
Чтоб все прочли любви слова,
Иначе свет не мил мне белый
И я хожу, едва жива!
Не упрекайте, мой любимый!
Я безрассудна? Может быть.
Но как любовь непостижима,
Но как вас трудно не любить!
У вас любовь мою не украдут,
Как тоненькую книжечку украли.
В моей душе любви тяжелый труд.
В ней много счастья и, увы, печали.
Пусть бросите вы скомканный листок
В тот ящичек стола, в котором каждый
Его найдет, прочтет и под шумок
Лишь посмеется, только это даже
Я вам прощу! Я все простить смогу
Лишь потому, что вам я благодарна.
Что от мужчин, как от чумы, бегу,
Как от господней самой грозной кары!
Любимый! Вновь дала стихи мои:
Храните их! А украдут их все же —
Есть чувства, мысли, полные любви.
Их у меня отнять никто не сможет.
Никто их у меня не украдет.
Рожденная в созвездии Плеяды,
Моя любовь, о, пусть она живет!
Я подарить еще вам книжку рада!
В оконных рамах ветра шум.
Ах, осень, как она тревожит!
К лицу вам серенький костюм,
Цвет седины к лицу вам тоже.
В родных коричневых глазах
Сегодня видела усталость.
Вам кто-то, милый мой, сказал.
Что подступает ваша старость?
Не верьте, нет, не может быть!
Вам моложавою походкой
Не суждено ль еще пленить,
Еще очаровать кого-то?!
Как мало женщинам дано,
У них нет прав носить вам розы.
И на коленях заодно
Просить любви, роняя слезы.
Жаль, что дуэли – для мужчин,
И то давно когда-то были,
А то б за вас, мой господин.
Меня бы первую убили!
Хотела б я поцеловать
Божественную руку вашу.
