Всё смертно. Всё, познав рожденье,
Вернётся в тонкий слой планеты
Меж недр клокочущих гуденьем
И солнца животворным светом.
…А души всё-таки нетленны.
За то и преданы условью
Жить между пламенем геенны
И солнца яростной любовью.
«…Где рыцари, где дамы те?
Века железною перчаткой
Сметают рыцарства остатки
И растворяют в пустоте.»
А. Сванидзе
Неправда! Рыцарство живёт.
Оно ведь и не умирало.
Пусть нет меча, и нет забрала,
Герольд на бой не призовёт,
Но на земле покуда есть
Иная, истинная мера:
Всё те же мужество и вера,
И верность, и любовь, и честь.
И нет обмана и игры
Там, на границе Тьмы и Света
Где так же требуют ответа
Не отгоревшие костры.
Кто вам сказал: «Грааль угас,
И Храм разбили иноверцы…»?
Какая чушь! По стуку сердца,
По взгляду узнавайте нас!
Да, век не тот, и мы не те —
Плащи не реют за плечами…
Но и делами, и речами
Мы служим правде и мечте.
Прекрасных Дам уж больше нет?
А мы любимым пишем саги,
И к их ногам склоняем шпаги,
И дарим каждый день сонет!
И значит, рыцарство живёт,
И с ним, не ведая забвенья,
Пребудет, как благословенье,
Несокрушимый Камелот.
«Чудеса – это души реальности…»
Эльтэ.
Вы попробуйте только представьте,
Вы хотя бы откройте глаза:
Отражённые в мокром асфальте,
Под ногами лежат небеса.
Поглядите, как запросто дети
По летучим скользят облакам,
И бродяга хохочущий ветер
Без опаски даётся рукам.
Кто сказал, что нельзя дотянуться
От земли до крылатой мечты?
Да ведь надо всего лишь проснуться —
Там, где крылья почувствуешь ты.
И весна открывает объятья
Всем, кто слышит её голоса:
Вы попробуйте только представьте —
Под ногами, на мокром асфальте
Бесконечно лежат небеса.
Золотая чаша дня
Пьётся мелкими глотками
И минуты медяками
Разбегаются, звеня.
Не поймаешь, не вернёшь…
Что беречь их? Мы богаты!
А спохватишься к закату —
То ль осколок, то ли грош.
Но в базарной толчее
Кто сумеет оглянуться?
Тут успеть бы не споткнуться
Да катить по колее.
Заложить в ломбард мечту,
И в угоду дешевизне
Золотую чашу жизни
Разменять на суету.
Кто очнулся, кто не смог…
Если всё ещё не поздно —
Просто вспомни голос звёздный,
Просто выйди на порог.
Чашу сердца отвори —
И сиянье хлынет снова
Из ладоней золотого
Неба, полного зари.
Флейта ли дальняя плачет?
Сердце ли близко стучит?
Звёзды немного иначе
Светят тому, кто не спит.
Впрочем, не спится-то многим,
Только не каждый вдохнёт
Запах осенней дороги —
Лунный густеющий мёд.
Только дорога не прячет
Памяти тонкую нить —
Птицы тревожат иначе
Тех, кто умеет любить.
Рана открытая – слово —
Дольше болит на ветру.
Ищешь ли брега иного?
Парус ли ждёшь поутру?
Это простая задача,
Если сумеешь решить —
Если решишься иначе
Видеть, и помнить, и жить.
Летать рожденный! Что же ты
Едва подпрыгиваешь низко?
Мечтанья вялы и пусты…
Зато по плану и без риска
Текут, сгорая, день за днем,
Тоска становится покоем —
Мечтал ты, кажется, о нем? —
И вот уже подать рукою
До развенчания глупцов,
Что верят в детские забавы.
Ты сам поймешь в конце концов,
Как излечиться от отравы
Безумных грез, добра и зла —
Еще заботы не хватало!
А обветшавшие крыла,
Как вытертое покрывало.
Пустить в камин – и хватит снов,
Пора ползти, как все собратья,
И бестревожно стыть в объятьях
Своих заслуженных оков.
Когда Мироздание стало
Окружающей нас средой,
И датчики душ зашкалило
От контакта с дурной водой,
Ущерба самого главного
Учёные и не заметили:
Почти что вымерли ангелы,
Зато расплодились бесы.
В извилистых серых колодцах,
Вгрызаясь упорно всё глубже,
Живут миллионы уродцев,
Забывших о звёздах ненужных.
Они называют их «башни»
И очень гордятся собой,
Поскольку уродцам неважно,
Куда им ползти головой.
Люди глядят на небо
Из-за оконных рам,
Проводов и тюремных решеток,
Из-под колючей проволоки,
Через прицел телескопов,
В узкие прорези улиц,
Между высоток, столбов, оград…
И кажется им, что небо
Лишь кусок геометрии,
Делящей мир на квадраты,
Квартиры, плацдармы,
Расы, религии, буквы
Мертвых законов…
А небо глядит вниз
И все еще ждет.
Уже остывают свечи
Ещё не видать зари.
Ты хочешь остаться вечным,
А сердце кричит: «Гори!»
По оврагам весна расплескала протоки,
От черёмух шалели в лесах соловьи,
И какой-то пацан в лейтенантской пилотке
По кукушке отсчитывал годы свои.
А она ему меряла – век, и по новой,
Чтоб хватило на всё, что захочет душа…
Под разрывы умолкнет – всего на полслова,
И опять заговором ведёт, не спеша.
Что устанут греметь и огонь, и железо,
Небо выплачет дымную с глаз пелену,
И восстанут берёзы убитого леса,
И задышит земля, и забудет войну.
…Там и ныне дурманит весна разноцветьем,
И к оврагам по талой воде не пройти,
Где кукушка упрямо пророчит бессмертье
Лейтенанту, которому нет двадцати.
Рассвет был тих. И воздух чист.
И пела иволга шальная,
Когда на чуть помятый лист
Легло: «Привет тебе, родная!»
Когда спокойно кто-то взял
Его в прицел на третьей фразе:
«Скажи… а долго ли стоял
Мой белый ирис в синей вазе?…»
Мгновения
(Москва. Декабрь.2003)
Он торопит время. Он в волненье
Мостовую меряет шагами.
Белые летучие мгновенья
И снежинки тают под ногами.
А она спешит к нему счастливо
Через город, полный ожиданья,
Ветрена, капризна и красива —
Как само их первое свиданье.
Так бывает раз в тысячелетье —
Это взглядов соприкосновенье
И молчанье долгое, и эти
На губах застывшие мгновенья.
Он торопит время так беспечно! —
Повторится в вечности едва ли,
Как, смеясь, идёт она навстречу
Мимо вывески «Националя»…
Он ещё не знает, сколько с нею
Рядом виноватых и невинных.
Он ещё запомнит, леденея,
Воздух, разбивающий витрины,
Отражённые в зеркальном блике
Взрыв пространства. Судеб искривленье.
И с небес летящие на вскрике
Острые осколки и мгновенья.
9 дней гибели Анны Политковской
Больше нельзя молчать —
Даже под дулом в спину.
Больше нельзя не знать,
