***
Всегда радостно встречаться с творчеством, а с творчеством коллег, особенно! Предо мной повесть психолога и транзактного аналитика Виктории Двойнишниковой с сильным названием «Свинцовая тяжесть семейных долгов», которое сразу дает понять – автор не из робких людей и практиков, коль взялась за одну из самых сложных тем психологии и психотерапии – сценарии жизни. Погружаясь в чтение ощущаешь напряжение, концентрацию мысли и чувств, а сюжет в жанре профессионально-художественной прозы, захватывают живым опытом специалиста. Задумываешься и профессионально, и по-человечески о превратностях судеб, о чем находим прежде всех у Эрика Берна и Клода Штайнера. О чем еще раньше, в ветхозаветном писании сказано просто и однозначно: «Отцы ели кислый виноград, а у детей на зубах оскомина» и в Св. Писании: Бог говорит Моисею, что Он наказывает детей за вину отцов до третьего и четвертого рода (Исх 20.5; Лев.26.39—40), но добавляя: «ненавидящих Меня, и творящий милость до тысячи родов любящим Меня и соблюдающим заповеди Мои». Потому ценность данной небольшой книги, истории ее героев видится в большом и терапевтическом подтексте, а интригующая обывателя гипотеза терапии, столь понятная специалистам приводит всех нас к выводу: что бы «развязывать узлы» трагического сценария, необходимо вернуть подлинную Любовь к Богу, себе и людям.
Рекомендую читателям разным, но однозначно-думающим, а начинающей интересной писательнице – вдохновения на продолжение начатого!
В добрый путь Виктория!
Зуйкова Надежда Леонидовна; канд мед. наук; доцент; зав. кафедрой Психиатрии, психотерапии и психосоматической патологии ФПКМР РУДН; Председатель МОП-объединения; сертифицированный в Европе трансактный аналитик, тренер, супервизор и экзаменатор EATА; Россия, Москва
Моим предкам далеким и близким с любовью и благодарностью
В этой книге я описываю свой практический опыт психолога, касающийся влияния незавершенных семейных травм. Скорее это попытка интегрировать литературу в психологию и наоборот путем переплетения реальности и художественного воображения.
Моя многолетняя практика показывает необходимость глубокого исследования семейного наследия, поскольку есть жизненные обстоятельства, которые личность способна изменить после их переосмысления, а есть обстоятельства, когда сила и глубина травматических следов семейного прошлого не может быть переработана личностью самостоятельно.
Анализируя родовые истории и семейные связи своих клиентов, я наблюдаю, как их предки завещали им жизнь, которую они в свою очередь передают своим детям. Их многочисленные эмоциональные и финансовые потери часто связаны со скрытой травмой несправедливости в прошлом семьи и рода, которая ими бессознательно унаследовалась. Этот феномен унаследованной травмы носит название трансгенерационной передачи травмы (англ., transgenerationally transmitted trauma).
Психотравма как потеря или энергетическая пустота переносится неосознаваемым интроектом в психику личности, не соответствуя ни ее природе, ни ее актуальным потребностям, и разрушительно влияет на ее жизнь. Если травма не находит достаточной психологической переработки – оплакивания, траура, воспевания, в том числе через психотерапию, то прoисходит накопление негативной психологической энергии и ее трансгенерационная передача последующим поколениям. Травматическое сознание, не имея возможности выйти из нежелательного состояния, обречено на навязчивое повторение.
Там, где коллективная или индивидуальная травма оставила глубокую рану, я замечала психические и физические страдания людей, которые прорывались наружу психодинамическими феноменами и другими различными симптомами. Ощущая влияние тайной истории в прошлом семьи и рода своих клиентов, которая крайне сложно проживается ими в настоящем, я осознавала необходимость исследовать факты их жизни, обнаружившие трансгенерационные контуры.
Сложная, противоречивая и порой трагическая история нашей страны и народа вынуждала многие поколения жить под давлением страха, безысходности и отчаяния, которые, закапсулированные, передавались из поколения в поколение, как «горячая картошка» (F. English,1971)1, которую невозможно долго держать в руках – она обжигает. Войны и тоталитарный террор, обусловившие появление множества коллективных и индивидуальных травм на протяжении ХХ века, глубоко повредили наши родовые корни. Потери родовой идентичности проживаются многими из нас отсутствием уверенности, безопасности, стабильности, понимания своей целостности, безнадежным взглядом в будущее.
«Синдром выжившего» (Leopold R., 1963), «синдром узников концентрационных лагерей» (V. Frankl,1959), «патологическое горе» (Liderman E., 1944), «синдром тайны изнасилования» (Burges A., 1974), «Военный травматический синдром» (Levy C., 1971; Bourne P., 1972) отражают состояния людей, которые подверглись психотравмирующему влиянию. Однако болезненные чувства и прошлые события, вытесненные из сознания, не имеют возможности участвовать в проектировании будущего и остаются следом, повторяющимся в пространстве.
Исследование семейного опыта и его трансляции в семье создает основу для понимания вертикальных (межпоколенчатых) механизмов формирования сценария жизни. «Сценарий – это постоянно действующий жизненный план, созданный в детстве под воздействием родителей. Это психологическая сила, подталкивающая человека к его судьбе, независимо от того, сопротивляется ли он или подчиняется добровольно»2.
Многие сценарные темы клиентов содержали семейные секреты, которые родовая память хотела либо забыть, либо стереть, но они отчаянно вырываются наружу в жизненных историях потомков. Как правило, это истории, связанные с чем-то «постыдным» и «непристойным»: сексуальное насилие, инцест, катастрофы, жестокость, убийства, алкоголизм, предательство.
«Все происходит так, как если бы некоторые плохо захороненные мертвецы не могли оставаться в своих могилах, приподнимали плиты и перемещались, прятались в этот „склеп“, который носит в себе – в своем сердце и в своем теле – кто-то из членов семьи, откуда они выходят, для того чтобы их признавали, не забывали о них и о происшедшем событии»3.
В своей практике я помогаю клиенту идентифицировать свой «склеп», своего «мертвеца», чтобы освободить его призрак, который гуляет на протяжении трех-четырех поколений, и освободиться от него самому.