И сейчас Людмила возникает на своем балконе, материализуется из воздуха. Всё также скрыта чарами от камер, а от соседей кирпичными перегородками. Теперь в душ и спать. Завтра снова рабочий день и вряд ли он будет хорошим – Павел Геннадьевич не отошел от крупного провала с тритонами.
В квартире всё также слышатся стоны со стороны компьютерного монитора. И те же инквизиторы насилуют ведьму… Одобрено к просмотру Святой инквизицией. И Людмила возле монитора, вернее её мастурбирующий образ.
Она снимает заклинание ложного образа и откат колдовства снова бьет по девушке. На этот раз несильно, словно приступ мигрени, но тоже неприятно. Обычный настой ромашки снимает болевые ощущения.
Душ бодрит и снимает усталость. Людмила уже почти укладывается в кровать, когда раздается звонок в дверь.
Кто может появиться в такое время?
– Кто там? – спрашивает девушка.
– Людмила, прости за позднее посещение, – раздается голос, от которого у девушки внутри всё замирает.
Фердинанд!
Дверь тут же распахивается, и он стоит в коридоре. Как всегда, Фердинанд выбрит, подтянут, только на щеке шрам от зажившей царапины. Какой же была рана, если даже магия инквизиторов не смогла её до конца залечить? Людмила вопросительно смотрит на заместителя начальника, а он в ответ любуется её фигурой, еле скрытой шелковым халатиком.
– Что привело вас сю…
Людмила не успевает договорить, как он стремительно делает шаг и впивается в её губы.
– Ничего не говори, – шепчет Фердинанд, на миг оторвавшись от Людмилы. – Я всё равно не уйду, и ты будешь моей.
– Нам нель…
Снова он не дает ей договорить и горячие губы глушат звуки.
Дверь закрывается, и они остаются в квартире одни. Он и она. И тонкие слои одежды между ними.
Рука Фердинанда скользит по шее Людмилы, вызывает мурашки и приятное томление. Вторая рука придерживает за талию, и Людмила успевает поблагодарить темные силы, что он держит её. Ноги становятся резиновыми и норовят согнуться. Всё тело превращается в вату, только оживают руки и ложатся на плечи Фердинанда, сжимая в жарких объятиях.
Камеры, микрофоны? Да плевать на них. Но вид сделать нужно…
С шеи рука перебирается на грудь, и она «испуганно» пытается вырваться из его объятий.
– Не бойся. Я не сделаю тебе больно. Никогда.
Не в силах ни остановить, ни поощрить его, Людмила молча
смотрит на его загорелую руку, темнеющую на розовой ткани халатика, потом
нерешительно поднимает глаза.
От вида полыхающего в его глазах пламени, она еле слышно стонет и расслабляется, уже не пытаясь вырваться из рук. Другого разрешения и не требуется. Фердинанд начинает гладить и легонько сжимать упругую грудь, не отрывая взгляда от глаз Людмилы, наблюдая, как страх сменяется в них сладкой истомой.
Горячая кровь приливает не только к щекам Людмилы. Верхушка груди набухает, и сосок твердеет, отзываясь на ласку. Поцелуи сыплются безостановочно. Лицо, шея, обнаженная грудь.
Когда он успел развязать пояс? Не важно… Как же хорошо…
Она и предположить не могла, что ее грудь может дарить такие чудесные ощущения и, зацелованная до бесчувствия, позволяет его пальцам стянуть халат.
Людмила инстинктивно пытается прикрыться, но Фердинанд стремительно
опускает голову и страстными поцелуями покрывает её пальцы. Девушка
отдергивает руку, и тогда он прижимается лицом к груди, нежно поглаживая соски и играя с ними губами.
Какое-то первобытное чувственное наслаждение пронзает её, и срывается непроизвольный стон, когда она запрокидывает голову, вцепившись пальцами в мягкие темные волосы.
Его руки исследуют Людмилу, нежно, неторопливо, погружаются в расселину между ягодицами, скользят ниже, ласкают напряженное и жаждущее сокровенное место. Людмила дрожит от прикосновений, и дыхание невольно становится все более прерывистым.
– Нет, Фердинанд, не… Не нужно, – шепот выходит таким, что мужчина слышит просьбу не останавливаться.
Как они оказались на кровати? Людмила потом не могла этого вспомнить, в уме возникали лишь требовательные губы и нежные ласки мозолистых ладоней. Его пальцы… они были твердыми, но в то же время не причиняли ей боли.
Фердинанд срывает с себя пиджак, рубашку. Пуговицы прыгают по полу, но Людмила не обращает на них внимания – она оглаживает руками мускулистый торс Фердинанда. Мышцы пресса похожи на поверхность старинной доски для стирки – такой же рельеф и выпуклость. На теле ни грамма жира, лишь прекрасно развитая мускулатура и тонкая кожа с небольшими черточками шрамов.
Её руки скользят по прессу и цепляют ремень. Ладони наталкиваются на вздыбленную плоть, Фердинанд возбужден также, как тогда, в ванной комнате гостиницы. Но теперь он вряд ли уйдет. Да Людмила и сама не хочет, чтобы он уходил. Она освобождает его плоть из плена ткани…
Низкий рык, исходит от Фердинанда, когда он подминает её под себя и жёстко накрывает её губы своими. Его твёрдое как скала тело прижимается к её мягкости, его бёдра втираются в колыбель её бёдер, и через удар сердца Людмила уже задыхается от вожделения.
Фердинанду достаточно взглянуть на неё, чтобы Людмила почувствовала себя ослабевшей от желания, но когда горячая, толстая твёрдость мужской плоти располагается между её ног, то у неё замирает дыхание. Её сотрясает дрожь с головы до ног в предвкушении всех тех вещей, что он будет делать с ней.
И Людмила ловит себя на мысли, что она действительно хочет мужчину. Впервые в своей жизни она желает отдаться вся, без остатка. Хочет ощутить его внутри себя и двигаться в такт, сжимая Фердинанда в объятиях и делить с ним каждую секунду блаженства.
Она чуть вскрикивает, когда Фердинанд легким толчком оказывается внутри. Он же замирает, дает время привыкнуть к новым ощущениям. Его глаза не отрываются от её глаз – словно он пытается предугадать женские желания и остановиться, если ей вдруг станет больно.
Людмила смотрит в ответ и…
И видит в его глазах цветущий вишневый сад, который колышется под ярким майским солнцем. И видит зеленые поля, усеянные разноцветными точками цветов. И видит березовую рощу, в ветвях которой радостно прыгают птицы.
Она кладет руки на его спину и прижимает к себе, приглашая двигаться дальше.
Фердинанд заполняет её всю, без остаточка. Кажется, что они два кусочка пазла, которые нашли друг друга в этом жестоком мире и наконец-то соединились. Людмила дрожит… она обнимает его руками… прижимает ногами и старается запомнить это мгновение.
Он начинает двигаться. Медленно, неторопливо. По его глазам она видит, что Фердинанд сдерживается и не хочет сделать ей больно. Она поощряет его, проводя ноготками по спине, и он выгибается дугой лука.
– Сильнее, – шепчет Людмила. – Ещё…
Он словно ждет этой команды. С двух людей спадают покровы человечности и теперь на кровати катаются в любовной борьбе два зверя. Боль чередуется с острым наслаждением и непонятно – где кончается одно и начинается другое.
