Владения склавинов были тучными и богатыми добычей. Вступив сюда, племя Амизака не знало в пути ни голода, ни жажды, ни каких-либо иных напастей. Солнце ходило высоко, холмистая степь цвела пышным цветом, давая обильный корм коням и скоту. Равнины и рощи были полны зверья, реки бурлили от обилия рыбы, никто не преграждал племени путь, не пытался защитить плодородные земли.
Сколоты продвигались вперед беспрепятственно, не встречая сопротивления, – чем дальше, тем все более преисполняясь уверенности в своем праве топтать эти земли копытами. В этом мире все принадлежит тем, кто имеет смелость и силу брать.
Сколоты были бесстрашными и умелыми воинами, и им нечего было терять, кроме жизни. Все свое время они проводили в скитаниях, умещая весь скарб в повозках и чересседельных сумах. Кожаные одежды и сапоги их не знали сносу, оружия хватало, а все остальное добывалось войной и охотой.
Амизаку было за сорок, но он проделывал долгие переходы в седле, не желая ни в чем уступать молодым воинам. Проявить слабость – все равно что подставить глотку: нате, режьте, рвите зубами, жрите старого вожака, ставьте нового. Амизак надеялся, что умрет иначе: в бою, во сне, на одной из своих пяти жен, на охоте. Он был опытен и осторожен.
Наружность, осанка и повадки сразу выдавали в нем человека, привыкшего повелевать и подчинять себе других. Среднего роста, с очень прямой спиной и могучей шеей, он сидел на коне так, словно срастался с ним на время скачки. Не случайно греки, впервые увидевшие конных сколотов издали, приняли их за мифических кентавров, полулюдей-полуконей, и потом долго изумлялись, обнаружив, что это были всего лишь всадники, обучавшиеся искусству верховой езды с ранних лет. Словно бы в отместку за свой страх и благоговение перед чужеземцами, они назвали их скифами, то есть дикарями, и под этим прозвищем сколоты стали известны миру.
Однако сами себя они скифами не называли и дикими не считали. Не было у них и таких понятий, как народ и государство. Многочисленные племена, перемещавшиеся с юга на север, которые говорили на одном языке, не имели общего правителя, общих границ, интересов и целей. Имелись среди них скотоводы и земледельцы, охотники и рыболовы, завоеватели и кочевники. При этом каждое отдельное племя сочетало в себе все эти характеристики. Та тысяча сколотов, которая шла за Амизаком, и воевала, и гнала с собой стада домашних животных, и, случалось, собирала урожай, когда удавалось захватить распаханные поля и удерживать их достаточно долго.
В последнее время племя продолжало бороздить степь, подаваясь то в одну сторону, то в другую. Примерно раз в три дня Амизак приказывал разбивать стойбище и давал людям отдых, а небольшие отряды кружили поблизости, разведывая пути и обстановку. Пока воины занимались своими делами, ловцы загоняли зверя и таскали рыбу сетями, женщины вялили и коптили добычу, дети плодились, скот пасся и нагуливал жир. Животы и щеки людей округлялись, бока коней раздувались, вымя коз свисало до земли – все были сыты, довольны жизнью и смотрели на Амизака с восхищением.
Когда дозорные приносили весть о встречных путниках или селениях, племя ликовало, предвкушая богатую добычу. Амизак тут же запрыгивал в седло и скакал во главе отряда, потому что знал: сколько ни карай нечистых на руку, а все равно растащат добычу по своим кибиткам и переметным сумам. Также не хотелось Амизаку терять пленников, ибо без него воины столь рьяно рубили мужчин и терзали женщин, что успевали сгубить половину, прежде чем доводили их до стойбища. Вот и теперь, выслушав донесение дозора, вождь сразу же забрался в седло и поскакал вперед, ведя за собой лихую ватагу в полтора десятка мечей.
Конь под ним был черный, лоснящийся, крупный, сразу заметный среди обычных степных лошадок, мохнатых и невзрачных, хотя и проворных. Сидя на своем Вороне, Амизак возвышался над воинами чуть ли не на голову, и ему это нравилось, потому что напоминало всем окружающим, кто здесь хозяин.
Ворон бежал ровно, заранее угадывая норы и бугры в траве и ставя ноги так, чтобы не угодить в скрытые от глаз ловушки. Сколоты были прекрасными наездниками, однако и кони у них были отменные. Амизак мерно покачивался в седле и подбирался, чтобы облегчать Ворону прыжки через препятствия. За своей спиной он слышал дробный перестук копыт, но один всадник вырвался вперед, нагоняя Амизака. Бросив взгляд через плечо, он увидел рядом того, кого и ожидал увидеть, – Октамиса, которого недавно приблизил к себе за отвагу, удаль и силу. Будь парень постарше, он знал бы, что далеко не первый и даже не десятый такой. Амизак ценил доблестных воинов, однако при этом терпеть не мог, когда кто-то хоть в чем-то превосходил его самого, поэтому со временем избавлялся от любимцев разными способами и под любыми предлогами.
Октамис не замечал этого, но вождь ревниво косился на него всякий раз, когда их кони сближались и начинали идти вровень. Юноше было восемнадцать или того меньше. Родителей он не помнил. Как и многие другие, Октамис был взят в племя мальчишкой, когда родичей его перебили при набеге. Поначалу малец злобился, рычал и скалился, будто волчонок, но со временем обтесался, пообвык, стал неотличим от сколотов и забыл напрочь, что сам был родом из этих краев и принадлежал когда-то к племени склавинов, которых теперь убивал без жалости и считал своими врагами.
Прежнее имя его давным-давно было заменено на новое, он привык быть Октамисом и не задавал лишних вопросов. А вот у Амизака вопросы возникали. Не задумает ли однажды Октамис занять его седло и место в белой войлочной кибитке, вдвое превышающей размеры любой прочей? Не позарится ли на сокровища своего господина? Не пожелает ли возлечь со всеми его женами, которые холодными ночами согревают лучше всякого костра? Да, сегодня Октамис приближен к Амизаку и является его правой рукой. А что завтра будет? Не вцепится ли эта рука в глотку своему хозяину? Не лучше ли избавиться от Октамиса прямо сейчас, пока он не возмужал и не созрел достаточно, чтобы выступить против вождя?
Останавливали Амизака от немедленной расправы два обстоятельства. Во-первых, таких воинов, как Октамис, надо было еще поискать, а за вождем он был готов идти и в огонь и в воду. Во-вторых, парень не блистал умом, не отличался смекалкой и все его хитрости всегда были шиты белыми нитками. Прикидывая возможности этого простака, Амизак всякий раз говорил себе, что близость его пока что не таит в себе угрозы. На место советника или соратника юноша не претендовал, а как телохранитель не знал себе равных и уже не раз выручал своего вождя из передряг, всегда подоспевая в нужный момент на подмогу.
