1
Я – немолодой актёр, и свою жизнь посвятил театру, музе Мельпомене. Я стал её узником. И она затмила все прелести в мире, я – её раб. Именно ей посвящаются пышные зрелища, на которые собираются люди. И здесь не обойтись без больших декораций, костюмов и цветов. Против моей Музы трудно устоять. Она начинает покорять сердца, видя слабости людей. И я слаб перед ней. Она меня пленила и завладела мной. Видать, труден путь к той вершине горы, где она живёт. Она велика и чудовищна. И я покоряюсь ей. Без неё я бы не жил, не дышал, не мыслил. Каждый мой спектакль – это своего рода ритуал, когда очищается моё сознание. Я взволнован, но я рвусь на сцену, хочу показать себя. Я полон сил, как тигр. Я – сплошное воплощение в образ и огонь. «Откуда эта энергия? – спросите вы. – Вы похожи на папуаса, когда играете на сцене». Но только не оскорбляйте меня этим. Ведь я не шаман, и не дервиш, глотающий огненные угли. Но я чувствую большое преображение вокруг, волну радости от успеха проигранной пьесы. Я чувствую это потому, что это чувствует и публика. Будто раздвинулись на небе тучи, и явилась она, моя богиня. Мне без неё тягостно. В минуты безделия я просто начинаю себя чувствовать большой ленивой обезьяной, гигантским Кинг Конгом, который украл симпатичную блондинку и играет с ней, как с куколкой. Но зов Мельпомены велик. И я слышу его. И мне хочется снова на сцену.
Я боюсь жить без игры. Это превращается в уныние, остывшая душа, похожая на испорченный картофель, угнетает меня, и мне хочется великих действий. Я ощущаю себя большим человеком, сдвигающим стены. Я готов крикнуть, позвать громким голосом, чтоб эти стены содрогались.
Но хитрая Мельпомена играет со мной сурово, невольно под её чарами происходит «коррозия чувств» – и мне хочется уже быть маленьким, как мышоночек.
«Вы под личиной, – скажете вы, – это ваша роль». Так что же в этом плохого? И в жизни порой бывает нужна личина, и мы пользуемся ею. А что же моя жизнь на сцене? Вы спросите: где же здесь личная жизнь? А я отвечаю: «Нет её, я – связанный пленник».
2
Представьте себе, я видел саму Мельпомену. Это было во сне. Меня поразили белоснежная её улыбка и крепкие зубы, которыми она прикусывала розу. Она обладала волшебным даром произносить слова, будто раскусывая ядра или крепкие зёрна. Сила её зубов равнялась сотне мельниц, молотивших зерно. И я чувствовал каждое её слово, как крепкий удар.
Я любовался моей богиней. Она научила меня говорить, чувствуя каждый ритмический звук, интонацию живой речи. Как я люблю свою богиню, даже её пороки. Я продал ей своё тело.
Оно принадлежит теперь ей. Я будто превратился в тряпичную куклу, которая легко прыгает на пальцах. Я одновременно двигался и говорил колкие скороговорки – и стал похож на непонятное существо. Это существо – шут. Муза научила меня громко и лукаво смеяться, так, что содрогался воздух, и я чувствовал преображение лиц вокруг себя.
Но вот я занялся чёрной работой. Я научился импровизировать. Я перебирал роли, выверял их в ситуациях, допуская при этом свои выражения. И пьесы хотели жить. И вот собрались актёры. И я, словно чудовищный тигр, хватался за ядро пьесы. И начинал раскручивать игру. И дальше дело кончалось мизансценами. Эта работа мне напоминала вывязывание кокона, в котором собиралась созревать куколка шелкопряда. Меня это ужасно увлекало, и я молился на мою Мельпомену. Я всегда знаю, что готов сложить к её ногам миллион роз, чтоб они украшали дорогу к сердцам людей.
Сегодня мы репетировали «Тамбурин» Рамо, а я дирижировала.
– А может, попробуешь играть? – спросила меня Мария.
– Конечно, – согласилась я.
Это была для меня зарядка. Мои пальцы давно забыли клавиши после 20‐летнего затишья. Столько я не играла на фортепиано! Потому что присаживаться к пианино для забавы не было моим принципом. Уж если играть, то играть с листа и чисто.
Мои руки начали делать нечто, похожее на взмахи большой птицы, пальцы погрузились в клавиши. Во мне точно сработал механизм куклы Ачи – или давно забытой машины, но всё же исправной. И я сразу вспомнила консерваторский класс по фортепиано, вообразила рояль и стала вышагивать пальцами, которые вдруг превратились в специальные инструменты мастера. «Ни одной лживой ноты, – сразу врезался консерваторский пароль, – никакого повода к самодеятельности. Все исполнить точь-в-точь по нотам, с нюансами, с паузами, с длительностями. Гнесинские вольности – плохой вкус, абсурд. Фантазия, должна быть в сочинениях. А уж ноты извольте исполнить».
От плеча руки упали на клавиши, и звуки, будто выходящие из невидимой оркестровой ямы, стали резонировать.
Ребята сразу поймали настроение и начали стучать в бубны под дирижирование Марии. И звуки, как колокольный звон, стали врезаться в уши. Я знаю, так играет только мастер. Этому меня и учили в консерватории. А сегодня, видно, совпали звёзды. Звёзды – это, наверное, успех после долгого затишья. Я сыграла «Тамбурин», «Тамбурин» Рамо. Наверное, сегодня я раскрылась. И «Тамбурин» гремел, как гром во время грозы. И розы стояли рядом.
И вдруг в самом деле грянул гром, и на улице забил град – так жаркие аплодисменты раздаются в большом концертном зале… И эти розы, гроза и град. Сколько этих роз! Они были случайно принесены детям, которые не пришли на выступление. Поэтому розы просто лежали рядом. Но, видно, это такое совпадение.
А сейчас музыка, гром, гроза, град, игра на ксилофоне, бубне, треугольнике и на пианино. А помнишь, «Котёнок на клавишах» был символом американского минимализма. И снова розы и… воспоминания о Розе Тамаркиной.
«Сколько шума на краю тишины!»
– Ну, выручай, друг. Ко мне родня из Сибири приехала. Хотят Москву посмотреть, столицу ещё не видели. Выбил бы билеты куда-нибудь в театр, – спрашивал меня Сашка.
Я давно работал менеджером при Дворце Культуры МЭЛЗ и пользовался некоторыми льготами: раз в полгода в концертном зале Дворца Культуры МЭЛЗ выдавали пайки и иногда доставались бесплатные билеты на концерт.
– В театр, говоришь? – переспросил я. – У нас в МЭЛЗе билеты можно достать. На следующей неделе «Царскую невесту» будут показывать.
– Это Римского-Корсакова, что ли?..
– Ну да!
– «Царскую невесту», говоришь?
– А что, не подходит, что ли?
– Сейчас спрошу… Вась, на «Царскую невесту» пойдёшь? – окликнул Сашка своего родственника, отложив телефонную трубку в сторону.
– Угу! – послышался молодой мальчишеский басок.
– Вот, племянник мой, Вася, согласен. Да и сёстры не откажутся, – продолжал Сашка в телефонную трубку. – А сколько стоит?
