1. ГЛАВА 1
ВНИМАНИЕ!
Основано на реальных событиях. Женщина, поделившаяся с автором своей историей, пожелала остаться анонимом. Имена и некоторые события намеренно изменены или выдуманы.
Данная книга не претендует на достоверность и носит сугубо художественный характер. Автор книги не несет ответственности за возможные совпадения. Также автор не несёт ответственности за возможные неприятные эмоции. Жанр обозначен как триллер и остросюжетный роман. В книге присутствует насилие, как физическое, так и моральное, а также преступления во имя чести.
АННОТАЦИЯ
Ежегодно на Востоке тысячи девушек и женщин гибнут «во имя чести». Я также выросла в жестокости и боли. В четырнадцать лет меня едва не выдали замуж за старика, а когда попыталась воспротивиться – едва не казнили. Я не знала, что есть мир, отличный от моего, где нет насилия и наказания за грехи. Однажды я встречу мужчину, который заставит меня согрешить, и буду вынуждена покинуть родной дом, став его женой. Женой Таира – злодея и похитителя женских сердец и душ. И, возможно, именно он станет моим спасением.
Очень эмоционально.
Жестокость и насилие (не между главными героями).
Триллер.
Остросюжетный роман.
Основано на реальных событиях.
Все герои на момент вступления в интимные отношения – совершеннолетние!
ГЛАВА 1
Волосы мне обрезали с самого детства так коротко, что я походила на мальчика. Я всегда завидовала соседским девочкам, у которых были длинные, шелковистые локоны, которые они будто специально расчёсывали, сидя в саду. Мне же нравилось наблюдать за ними из своего сада, собирая яблоки или персики. Или пропалывая сорняки. Я никогда не гуляла без дела, в отличие от тех же ровесниц. У меня не было детства, не было дней рождения. Вместо веселья и игрушек – работа. Вместо подарков – упрёки, побои и тычки от отца, матери и братьев.
Я не роптала. Знала, за что они меня ненавидят. За то, что я девочка. Проклятье на головы отца и матери, которое рано или поздно опозорит их. Мой отец всегда говорил, что рождение девки – это наказание за грехи матери. Видимо, она однажды недостойно повела себя и поплатилась за это рождением девочки.
Мама тоже считала меня наказанием. Она не говорила, за какой грех, однако, всегда твердила: «Проклятье. Ты – проклятье моё. Нужно было утопить тебя, когда родилась!»
Мне было стыдно за это. За то, что родилась девочкой. За то, что не оправдала надежд родителей и не родилась мальчиком. Жаль. Очень жаль. Тогда мама любила бы меня, как братьев – Фарида и Амина, а папа сажал бы в свою машину и увозил бы в город, там покупал бы мне конфеты и сладкую газировку. Но он не возил. Потому что я была девочкой.
Я должна была всё время находиться дома, чтобы готовить еду, стирать, убирать и прислуживать моим обожаемым братьям. Я тоже любила братьев. Пока была маленькой. А потом, лет так с семи-восьми они начали меня избивать. Не сильно. Но мне многого и не надо было. Маленькая, худенькая, я заваливалась на землю или пол после первого тычка или подзатыльника. Но я была выносливой. Всё, что я пережила, заставило меня стать сильной и непоколебимой.
— Самина! — в очередной раз крикнула мама и стеганула меня по шее пустым пыльным мешком.
— Что? — я встрепенулась, вытирая пот со лба. Этим летом было особенно жарко и солнце напекало голову даже сквозь плотную ткань платка.
— Ты опять в облаках витаешь? О чём только думаешь! — мама не любила, когда я отвлекалась на собственные мысли. На них я не имела права. Потому что они обязательно порочные и греховные. А ещё мне не дозволялось смотреть телевизор и иметь телефон. Грех, говорила мама. Нельзя. За грех наказывают. Я росла в жутком страхе перед этим словом, которое своим значением перевешивало все остальные слова: плохие и хорошие. Оно значило для меня больше, чем «мама» или «папа».
Единственная, кто меня любила, – соседка Фатиха. У неё было восемь детей: шесть девочек и два мальчика. Странно, но Фатиха не выглядела несчастной, как моя мама. Казалось, она даже любит дочек. Хотя в детстве я думала, что притворяется. Ведь дочки – это наказание, их невозможно любить! Я всё осознаю лишь через годы. Пойму, что не все в нашей деревне были такими же фанатиками, как моя семья, где бить и оскорблять своего ребёнка считалось нормой. Где ребёнка ненавидели лишь за то, что он родился девочкой.
— Прости, мама. Я скоро закончу со стиркой, — я стирала руками, потому что жили мы довольно бедно и у нас не было стиральной машины, как у той же Фатихи. Когда отец с матерью и братьями уходили в поле, работы у меня значительно прибавлялось, как и грязной одежды.
— Оставь это. Иди к отцу. Он хочет поговорить с тобой.
По телу побежали мурашки, как и всякий раз, когда папа звал меня на кухню, где подолгу засиживался с братьями, выкуривая свою длинную трубку с крепким табаком, от которого у меня слезились глаза.
Я боялась таких моментов, потому что о хорошем поговорить отец меня не звал. Никогда. Это значило, что я провинилась и меня ждёт наказание. Иногда это была палка, которой мы гоняли коров на пастбище, а иногда – пощёчины, из-за которых потом долго горели щеки. В редких случаях отец обходился словесными упрёками, я же покорно кивала и убегала из кухни, как только мне это позволяли.
Мать ни разу не заступилась за меня, хотя я ждала этого, пока была маленькая. Она и сама боялась отца, тому ничего не стоило поколотить нас обеих. Правда, мне потом доставалось ещё и от обиженной матери, ведь это из-за меня все её беды.
— Но я же ничего не сделала, — тихо возразила матери, а та раздражённо цыкнула и покачала головой.
— Не будет он тебя бить, иди уже. Новость скажет.
Новость? Мне? У него испачкалась одежда, и её нужно постирать? Или приготовить поесть? Других новостей мне никогда не преподносили.
Всё же пошла, не решаясь ослушаться. В противном случае отец накажет. Тогда мне было четырнадцать, и я его ненавидела. Ненавидела так же сильно, как и боялась.
Вошла на кухню, поклонилась ему, низко опустила голову. Это традиция. Смотреть в глаза прямо отец не разрешал.
— Проходи, Самина, — пригласил он доброжелательным тоном, и что-то внутри перевернулось. Он редко говорил со мной в подобной манере. Почти никогда. А по имени и вовсе не называл. «Ты! Девчонка!» – так обычно он подзывал меня к себе. — Присядь, — указал на лавочку рядом с ним, и я окончательно растерялась.
— Я что-то сделала не так?
— Иди-иди, не бойся. У меня для тебя радостная весть.
Я слабо представляла, что такое радостная весть. Конечно же, знала значение этого словосочетания, но ко мне оно было неприменимо. Радости в моём детстве было откровенно мало.
— Хорошо, — я присела рядом, сложила руки на коленях.
