Нельзя сказать, что он не нервничал. Нервничал, еще как, начиная с того момента, когда возвращаясь домой, обнаружил в почтовом ящике бумажку, оказавшуюся повесткой в КГБ. Попасть в "Большой дом" не хотелось никому, но повестка была, и он несколько минут лихорадочно размышлял, чем он привлек внимание всесильной организации. Ничего путного в голову не приходило – не брать же в расчет их бурное празднование дня рождения у Ленки или вечерние посиделки у Аркаши, с порой зашкаливающими за край полемическими страстями. Справедливости ради, в этих спорах доставалось всем – от деятелей искусства до (с оглядкой, почти шёпотом) нынешней власти. Сам Аркаша (точнее, Аркадий Михайлович, мужчина лет пятидесяти, живший по странному стечению обстоятельств один в большой коммуналке) все это не очень приветствовал, но поскольку народ без бутылки не приходил, а выпить Аркаша любил, то и не препятствовал. Можно было предположить, что кто-то из завсегдатаев компании стуканул, ибо известно, что у КГБ длинные руки, но представить кого-то в этой роли он решительно не мог. Все остальное, считая рабочие неурядицы, на вызов никак не тянули. Поэтому, заранее предъявив повестку в кадрах и оформив увольнительную, он уже в десять утра был перед огромным зданием на Литейном. Несколько томительных секунд он стоял перед высокой дверью, не решаясь войти, потом, преодолев некоторую робость, потянул за ручку и, преодолевая сопротивление пружины, переступил порог. В конце концов, на дворе семидесятый год, а не пресловутый тридцать седьмой.
На деле все оказалось значительно проще. Вручив повестку дежурному, он подождал несколько минут, все время озираясь по сторонам с любопытством и чувством легкого разочарования. Здание, имеющее столь зловещую репутацию, изнутри больше всего походило на обычную контору те же спешащие по делам люди, тотже негромкий гул голосов, стук печатной машинки из-за неплотно прикрытых дверей. Даже обмундированный охранник вполне вписывался в окружающую обстановку. Вполне заурядное помещение, если забыть, кто его занимает.
Впрочем, долго размышлять на эту тему ему не дали. Вынырнувший словно из ниоткуда молодой человек в сером костюме подошел к нему, представился старшим лейтенантом Красновым и, уточнив фамилию, предложил следовать за ним. Сердце предательски застучало, но поскольку ничего угрожающего вокруг пока не происходило, то оставалось только подчиниться..
Пройдя по коридору, лейтенант отпер дверь кабинета и жестом предложил войти. Он не без опаски шагнул через порог, ожидая увидеть что-нибудь страшное. Но это оказалась обычная комната, со столом посередине, несколькими стульями, шкафом и сейфом, стоящим в углу. Усевшись за стол, Краснов жестом предложил садиться, одновременно открывая форточку и доставая из кармана коробку папирос. "Герцеговина, ишь ты!" – машинально отметил он, присаживаясь на край стула и не решаясь достать свои. Заметив его смущение, лейтенант подвинул пепельницу и сигареты на середину стола.
– Курите.
– Спасибо, у меня свои.
Вытащил пачку "Казбека" и, не чинясь, закурил, пытаясь собраться с мыслями. Пару минут они так и просидели молча, дымя табаком и поочередно стряхивая пепел в мятую пепельницу. Фантазия уже услужливо рисовала в голове картину, как Краснов, схватив его одной рукой за ворот, а другой, зажав пепельницу, бьет его по голове и орет "На кого работаешь?!!! Говори, сука!!!"
Но ничего подобного не произошло. Краснов, докурив сигарету, затушил окурок и, пододвинув ему пепельницу, откинулся на спинку стула. "Ну, сейчас начнется"– подумал он, внутренне напрягаясь.
– Вы, наверное, удивились, зачем мы Вас пригласили – неожиданно произнес Краснов
– Не то слово – ответил он, осторожно подбирая слова – вроде бы за мной никаких грехов нету. Неужели где-то напортачил?
– Это нам пока неизвестно, а что, уже пора искать?
– Нет-нет, что Вы – совсем смешался он – я ничего такого…
– Мы Вас пригласили не для того, чтобы копаться в Вашем белье. Это не наша епархия. Сейчас нам требуется ваша помощь.
– Моя?! – он чуть не подавился от неожиданности – Вам?? Но я же…
– Да-да, мы знаем, кто Вы по профессии. И тем не менее требуется именно ваша помощь – он выделил слово "ваша".
– Да, конечно – растерянно проговорил он – всегда готов. Что нужно делать?
– Это не здесь. Вам нужно будет поехать в одно место. Примерно на неделю. Ваша помощь понадобится именно там.
– А как же работа? У нас наблюдения, а сменщик в отпуске.. Да и начальство не отпустит..
– Это мы берем на себя. Сейчас идите домой, собирайте вещи. Работать будете в полевых условиях, так что учтите это. Завтра в девять за Вами заедут. Вопросы есть?
– Э… нет. Просто это так внезапно…
– Работа такая, что поделать. Давайте Ваш пропуск.
Взяв подписанный лейтенантом пропуск, он направился к двери, но вдруг остановился.
– А можно вопрос?
И не дожидаясь согласия, выпалил:
– А почему именно я? Если вам нужен специалист в моей области, то мой начальник, Михайловский, значительно…
– Мы знаем про Михайловского – перебил Краснов, не дожидаясь окончания фразы – Но нам нужны именно Вы. Еще вопросы?
– Нет, больше нет.
– Тогда до завтра.
В девять утра за ним действительно заехали. Мужчина в штатском, представившись сержантом Захарченко, сказал, что он от Краснова, помог донести рюкзак до машины, услужливо закрыл за ним дверцу и, усевшись на водительском сидении, вручил ему обыкновенный конверт. Вскрыв его, он с удивлением обнаружил внем командировочное предписание в какую-то в/ч, приличную сумму денег, билет до Минска и повестку в КГБ Белоруссии. На недоуменный вопрос сержант, не отрываясь от баранки, пояснил, что деньги – это командировочные расходы, а с повесткой надо прибыть в указанный в ней срок. Там его встретят и все объяснят. Больше ни на какие вопросы сержант не отвечал, отделавшись стандартной фразой "там все узнаете".
Уже устроившись на полке вагона, он с сомнением покачал головой, удивляясь прихотям судьбы, выудил из рюкзака потрепанную книжку Уэллса и погрузился в перипетии войны миров.
В Минске он, оставив рюкзак в гостинице, явился по указанному в повестке адресу и скоро уже сидел в комнате, подозрительно напоминавшей красный уголок – с портретами Ленина и Дзержинского, со стенами, увешанными плакатами и лозунгами. Была даже невысокая кафедра. К его удивлению, народу в комнате было довольно много – человек тридцать. Все в свободной одежде, все разных возрастов. Одному на вид было вообще лет семнадцать-восемнадцать – в яркой одежде, с пышной шевелюрой и комической козлиной бородкой. Остальные – постарше и посолидней. В основном мужчины, хотя были и две женщины среднего возраста. В комнате было тихо, только изредка вспыхивали и тут же смолкали короткие диалоги. Все находились в ожидании.
