Летти Спенсер вышла на темную улицу из вращающейся двери дешевого бруклинского ресторанчика и сгорбилась под порывом холодного февральского ветра.
– Летисия, – раздался сзади низкий голос.
Летти мгновенно выпрямилась.
Летисией ее больше никто не называл, даже отец. Летисия Спенсер была богатой наследницей Фэрхоулма, а Летти – одна из многих нью-йоркских официанток, едва сводящих концы с концами.
А этот голос так похож на… Прозвучал, как…
Она медленно повернула голову. И… задохнулась.
На обочине тротуара около блестящей черной спортивной машины в свете уличных фонарей стоял Дариус Кириллос. Красивый и неотразимый, в дорогом черном шерстяном пальто, снежинки вьются и падают ему на плечи, на темные волосы.
Дариус? Здесь?
* * *
– Ты видела это? – возбужденно произнес утром отец, разложив газету на кухонном столе. – Дариус Кириллос продал свою компанию за двадцать миллиардов долларов! – Он поднял глаза, замутненные от анальгетиков, недавно сломанная рука висела на перевязи. – Летти, ты бы позвонила ему… вдруг он снова в тебя влюбится.
– Дариус? – прошептала она. – Это… ты?
Он шагнул к ней. Свет от фонарей падал только на темные волосы, присыпанные снегом, а лицо было в тени. Летти думала, что он исчезнет, стоит ей коснуться его. Но она на это не осмелится.
А он коснулся ее. Протянул руку и погладил темный завиток, выбившийся из завязанных в хвост волос, и накрутил на палец.
– Ты удивлена?
Все тот же голос… густой, с легким акцентом – раннее детство он провел в Греции. Он – не видение. Сердце громко забилось. Дариус… Мужчина, страсть к которому она целых десять лет пыталась побороть. Мужчина, о котором помимо воли мечтала ночами. Он здесь. Сейчас.
– Что ты тут делаешь?
Темные глаза оглядели ее с головы до ног.
– Я приехал за тобой.
Теперь свет падал на его лицо. Он совсем не изменился. Он все тот же, каким она его помнила. Тот же юноша, которого она полюбила еще маленькой девочкой, а потом, когда выросла, ее закружила запретная любовь. До того, как пожертвовала своим счастьем, чтобы спасти его.
Он провел рукой по ее плечу. Ей хотелось плакать, хотелось спросить его, почему он так долго не появлялся.
Она заметила, что его взгляд задержался на ее одежде: старое пальто не застегнуто – сломалась молния – и видно застиранное ресторанное белое платье. На ногах белые ортопедические туфли – чтобы ноги не болели. И ноги у нее… голые, потому что последние колготы порвались.
Проследив за его взглядом, Летти покраснела:
– Я не одета…
– Не важно. Поедем.
– Поедем? Куда?
Он взял ее руку в свою, и она уже не замечала ни холода, ни снега.
– На Средний Манхэттен. Там у меня пентхаус. – Он смотрел на нее сверху вниз. – Ты поедешь?
– Да!
Он повел ее к блестящему низкобортному спортивному автомобилю, открыл дверцу, и она села в салон, где приятно пахло дорогой кожей. Этот автомобиль стоит никак не меньше того, что она заработала за десять лет в ресторане. Летти провела рукой по красивой телячьей коже бледно-кремового цвета.
Дариус сел рядом и завел мотор, автомобиль рванул вперед и понесся в темноте в сторону престижных районов Парк-Слоуп и Бруклин-Хайтс. Они пересекли Манхэттенский мост и въехали в район Нью-Йорка, который больше других облюбовали туристы, – Манхэттен.
– Итак, – с усмешкой произнес он, – твой отец вышел из тюрьмы.
Летти неуверенно посмотрела на него из-под ресниц.
– Недавно.
Дариус снова взглянул на ее старое пальто и видневшееся форменное платье.
– И теперь ты готова изменить свою жизнь.
Это что – вопрос или предложение? Он имеет в виду, что это он хочет изменить ее жизнь? Он узнал правду о том, почему она предала его десять лет назад?
– Изменения даются не просто, – тихо сказала она.
– Это так. – Он крепче сжал руль.
Летти не сводила глаз с его профиля, от темных прямых бровей, носа с горбинкой, чувственных губ. Ей все еще казалось, что она спит. Дариус Кириллос… После стольких лет он разыскал ее в дешевом ресторане и везет в свой пентхаус. Он – единственный мужчина, которого она любила…
– Почему ты за мной приехал? – шепотом спросила она. – Почему именно сегодня, после стольких лет?
– Твое сообщение…
Она не посылала ему никаких сообщений.
– Какое сообщение?
Он улыбнулся:
– О’кей. Пусть будет по-твоему.
Сообщение? У Летти промелькнуло подозрение. Отец хотел, чтобы она увиделась с Дариусом. Мог отец послать Дариусу сообщение от ее имени со старого компьютера?
Не важно. Если отец и вмешался, то ей следует быть ему благодарной за результат.
Отец наверняка рассказал подлинные причины, почему она предала Дариуса десять лет назад. Если это не так, то она не представляет, чтобы Дариус стал с ней разговаривать.
Но как тогда узнать?
Покусав губу, Летти сказала:
– Я прочитала о тебе в газете. О том, что ты продал… свою компанию.
– А! – Подбородок у него напрягся. – Все правильно.
– Поздравляю.
– Спасибо. Компания стоила мне десяти лет жизни.
Десять лет…
Автомобиль въехал на Манхэттен – обитель богатства и жестокости, место, которое она избегала почти десять лет после суда и приговора отцу.
Она опустила глаза на потрескавшиеся руки, сжатые на коленях.
– Я много о тебе думала, спрашивала себя, как ты. Надеялась, что у тебя все хорошо… что ты счастлив.
Дариус остановился на красный свет и взглянул на нее.
– Очень мило, что ты думала обо мне, – растягивая слова, произнес он.
За окном – холодная ночь, фары проезжавших машин бросают блики на резкие контуры его лица. Зажегся зеленый свет, и они направились к Первой авеню, проехав площадь ООН, свернули с Сорок девятой улицы на широкое пространство Парк-авеню и подъехали к новой постройке – небоскребу из стекла и металла на южной стороне Центрального парка.
Дариус въехал в порт-кошер[1], и Летти вытянула шею, удивленно спросив:
– Ты здесь живешь?
– У меня два верхних этажа, – небрежно бросил он.
Машину открыл улыбающийся портье, и Дариус отдал ему ключи, а сам обошел вокруг машины, открыл Летти дверцу и протянул ей руку.
Она вложила свою ладонь в его, и Дариус провел ее через величественный вестибюль с высоким потолком.
– Добрый вечер, мистер Кириллос, – поздоровался консьерж. – Какая холодная погода. Надеюсь, вы не замерзли?
– Не замерз. Спасибо, Перри, – ответил Дариус.
Он поднес брелок с ключом к панели лифта и нажал на семидесятый этаж. Дариус не отпускал руку Летти. Он стоял совсем близко, возвышаясь над ней, от него исходило тепло. Летти закусила губу, не в силах посмотреть на него. Они вошли в лифт, и она уставилась на электронное табло, где мелькали цифры этажей: шестьдесят восемь, шестьдесят девять, семьдесят…
