2. Глава 1. Осколки прошлого
Глава 1. Осколки прошлого
– Проснись!
Молоко перед глазами медленно расступается: вижу едва различимые силуэты и очертания комнаты. Где я?
Белые стены, облущенный грязный потолок, на окнах вместо штор – какие-то тряпки.
– Вставай! – слышу настойчивый шепот.
С трудом поворачиваюсь. Не могу разобрать, кто говорит. Тру холодными пальцами слипшиеся веки. Вижу черноволосую девушку с туго затянутым хвостом. Локоны свисают на белоснежный халат, будто символ Инь-Ян. В руках у нее что-то длинное бьет бликом в глаза и выжимает слезы. Резкий запах спирта, хлорки и крови раздирает ноздри, и я стараюсь часто не дышать.
Зажмуриваюсь и пытаюсь спросить, что происходит, но не слышу себя. Слабый хрип вырывается изо рта и клокочет в груди. Что со мной?
Скрип и шорох раздражают слух. Девушка приподнимает меня и усаживает, подперев спину подушкой. Движения ее точные, выверенные, будто ей приходилось это делать тысячу раз.
– К тебе посетитель. Приходи в себя.
Молча киваю.
Я осознаю, что в больнице. Но почему? Чтобы разобраться, вспоминаю, что было «до».
Расталкивая локтями толпу, я бежала на остановку со всех ног и не чувствовала усталости. За спиной неистово болтался и сбивал с ритма рюкзак. На повороте пуанты, что лежали внутри, врезались в лопатки. Не обратила внимания на боль – привычная. Я должна хотела успеть…
Маршрутка подъехала быстро. Когда влетела в душный салон, за мной медленно закрылась дверь, будто захлопнулась крышка ловушки.
Дальше цельная картинка дробится на сегменты и пузырится, как пластик, брошенный в огонь. Перед глазами мельтешат воспоминания-слайды.
Холодное и твердое впилось под ребро. Я смешалась с людьми, оказалась придавлена их телами и обрывками-обломками вещей. Последний рывок авто бросил меня вперед. Сильно ударившись грудью, я вцепилась в чью-то руку и успела сложиться вдвое, прежде чем крыша вогнулась и сдавила собой людей. Бурая пелена внезапно застлала глаза и окунула меня в темноту.
Осознаю, что случилось непоправимое, и резко выгибаюсь. Простреливает тело, срывая с губ крик, больше похожий на вопль.
Девушка-медсестра наклоняется и придерживает меня. Черные волосы падают мне на плечо.
– Спокойно, все хорошо. Все уже хорошо, – шепчет она. – Попей. У тебя губы потрескались, – протягивает мне стакан и насильно прижимает холодное стекло ко рту. Зубы неприятно цокают, и мне кажется, что крошится эмаль. Я испуганно гляжу в глаза медсестры и, кажется, утопаю во мраке: такие они черные.
Отстраняюсь и вдавливаюсь в подушку. От паники меня бросает в неуемную дрожь. Девушка переворачивает стакан и держит мой затылок. Горькая жидкость льется в горло, проталкивая горечь ниже и ниже. Часть сплевываю, но медсестра запрокидывает мою голову, приподнимая пальцами подбородок, и я непроизвольно глотаю остаток.
– Вот и умница, – говорит темноволосая в лицо, дохнув на меня ароматом персикового йогурта, и хлопает одобрительно по плечу. Едва касаясь, но мне становится легче.
Девушка подбивает подушки и отклоняет меня назад, как куклу. Я взвизгиваю от пронизывающей острой боли под грудью. Дышу шумно, точно старуха. Мне страшно.
– Без паники. Ты в рубашке родилась, милая, – наконец, медсестра отходит к окну. Черные локоны свешиваются на спину и трепещут, будто ленты на сквозняке. Девушка распахивает тряпье, похожее на занавески. Пыль соскальзывает с ткани и расплывается в воздухе мелкими частичками, словно крохотными бабочками. Солнечный свет режет глаза и заставляет зажмуриться.
– Кто-то выжил? – шепчу обессиленно. По щекам медленно сползают слезы: они, как кислота, разъедают кожу. На миг перестаю дышать. Острее физической боли может быть только осознание необратимости.
Девушка неторопливо поворачивается. Замечаю какие тонкие у нее брови и темные радужки. И понимаю все по глазам.
Она протяжно выдыхает и оставляет вопрос без ответа.
Закусываю губу, чтобы не закричать. Жжет и горит в груди, и вот-вот вместо воздуха из легких польется лава. Соленый вкус растекается по языку. Дышу. Пытаюсь дышать.
Не место мне здесь.
Перед глазами пролетают сотни бессвязных картинок: капли пота на крыльях носа, рукав закатанной рубашки водителя – белой, как первый снег, слипшиеся волосы, грязные пакеты, объемные сумки, букет малиновых гербер, полумрак, синие верхушки сидений, блики солнца на зашторенных окнах маршрутки. Затем к картинкам прибавляется звук: шуршание колес, мерный говор пассажиров, девичий смех в конце салона.
Гул голосов резко обрывается миллисекундной гробовой тишиной. Слух взрывает высокий девичий писк. Он смешивается с визгом тормозов. Удар, и меня выбрасывает в проход. Несколько переворотов. Мир крутится в бешеном брейк-дансе, я чувствую в своей ладони чью-то руку. Яркий всплеск. И тьма.
Смотрю в потолок и быстро моргаю, чтобы прогнать видение. Помогает, но сердцебиение уже не остановить. Оно напоминает мне стрелу безысходности и обреченности, что сорвалась с натянутой тетивы и летит в цель-судьбу.
– Ну, что? Готова? – вырывает меня в реальность голос медсестры.
– К чему?
– Да посетитель пришел. Я же говорила, – девушка отходит в сторону, хватает худенькими пальцами спинку кровати и глядит в мое лицо так смело и настойчиво, что на секунду кажется давней подругой. Но потом я всматриваюсь и понимаю, что обозналась.
Киваю неуверенно: сейчас не хочется никого видеть. Я даже знаю, кто пришел. Подозреваю. Меня сковывает ледяным страхом и липкая холодная капля сбегает под ворот рубашки. Смахиваю остатки слез, теперь они кажутся мне не горячими, а наоборот – мерзлыми, колючими и острыми, как стекло. Остается надежда, что это родные пришли, а не мой личный враг.
Девушка суетится около меня. Подтягивает к кровати подставку с капельницей, неприятно шаркая обувью. Хмурюсь. От переизбытка эмоций кожа на щеках натягивается и зудит. Все раздражает: свет, гул из коридора, шорох подошв, даже собственный стук сердца кажется лишним.
Хочу спрятаться в ладонях и натыкаюсь пальцами на широкий пластырь на щеке. Изучаю, веду рукой выше и ловлю еще один на лбу. Что это? Тяну себя за волосы: сбились, грязные, скомканные и похожи на затасканный коврик. Медный цвет потускнел и напоминает обмазанные кровью нитки для вязания.
– Есть зеркало? – умоляюще гляжу на медсестру.
Она щелкает ногтем по стеклу пузатой бутылки, прокалывает резиновую крышку и устанавливает ее верх тормашками, а затем мотает головой.
– Не стоит. Не советую.
– Что там? – прощупываю бугорки нос, губы. Все на месте, но словно другое. Я – не я. Шероховатое и опухшее.
– Заживет, но сейчас лучше не смотреть. Отеки и все такое. Ты и так на взводе. Сейчас капельницу поставим. Часок полежишь, успокоишься, поговоришь с психотерапевтом. Тогда – пожалуйста, смотри. А то мне на дежурстве не хватает только истерик. И так чуть ли не взвод отправили в морг.
