1818
23 августа, без четверти полночь
Девочка цеплялась за длинные юбки старой карги, несмотря на то что старуха наводила на нее не меньший ужас, чем окружающая темнота.
Они стояли посреди лесной дороги, пламя свечи трепетало от холодного бриза. Этот огонек, что скрывала от ветра костлявая рука, был единственным источником света. Его хватало на пару ярдов, а за пределами этого круга весь мир являл собой кромешную черноту.
– Уже скоро, дитя, – сказала старуха, несомненно чувствуя, как дрожит ребенок. – Стой смирно. И не вырони то, что я тебе дала.
Она перевела свои желтоватые глаза в прожилках сосудов на корзинку, висевшую на руке у девочки. Заскулив от страха, дитя еще крепче прижало к себе ношу. Внутри звякнули бутылки.
Девочка смотрела вперед и не сводила глаз с густой тьмы, пока не услышала слабый звук. Ее передернуло.
– Это они? – требовательно спросила старуха, и девочка кивнула. Время пришло.
Звук постепенно становился все громче и четче. Топот копыт. Теперь его слышала даже карга, чей слух изрядно испортился с годами. Ее тонкие губы изогнулись в недоброй улыбке, обнажив ряд щербатых коричневых зубов.
Вдалеке появился свет одинокого факела, и, едва они его завидели, улыбка старухи угасла. Ее лицо приняло самый несчастный вид, и она воздела руки.
– Стой! – хрипло взвыла она – сама скорбь. – Стой! Во имя милости Божьей!
Перед ними остановился высокий крепкий дилижанс, глянцевый и черный, как сама ночь. Мускулистые лошади, чье дыхание в ночном воздухе собиралось в облачка пара, выглядели изнуренными.
Сухопарый краснолицый возница, изо всех сил натянувший поводья, в замешательстве смотрел на каргу. Он открыл было рот, но не успел произнести ни слова, ибо из экипажа раздался крик мужчины:
– Какого черта?
– Тут леди на дороге, сэр, – ответил возница.
– Что? Дерьмо! Трогай!
– Прошу вас! Во имя милости Божьей! – настаивала карга и, рухнув на колени, воздела трясущиеся руки. Свеча упала на землю, и огонек погас. – Помогите. Со мной дитя!
Стенания старухи разносились по необитаемым лесам, и девочка тряслась всем телом, глаза ее блестели в слабом свете факела экипажа. Она едва не рыдала от страха.
Губы возницы дрогнули.
– Простите, сэр, – сказал он, – думаю, вам стоит самому взглянуть.
Они услышали кряхтенье и весьма неохотное: «Ну раз уж так надо…»
Возница спустился с козел в тот самый момент, когда внутри дилижанса вспыхнул свет. Дверь открылась, и на землю спрыгнул юноша с небольшой масляной лампой в руке.
Он был невысок, и гладкое пухлое лицо его сообщало, что это аристократ с хорошим достатком. Его одежда – двубортный фрак дорогого зеленого бархата и белоснежная рубашка с галстуком – также говорила о богатстве. Взгляд светло-голубых глаз его был осоловелым – до неожиданной остановки этот человек явно крепко спал.
Он посветил на старуху с девочкой и с брезгливостью их оглядел.
– Это ваша внучка? – потребовал он объяснений.
– Да, сэр.
– Что вы здесь делаете?
– У нас все скрали, сэр! – пролепетала карга. – Забрали телегу, забрали вино, моего сына, нашу…
– Погодите, погодите! – сказал джентльмен. – Дуглас, дай им воды.
Возница вернулся к своему сиденью, достал кожаную флягу и передал старухе. Та протянула ее девочке, которая, казалось, удивилась, но после незаметного тычка карги все же сделала пару глотков. Старуха пила долго, кашляя и отфыркиваясь, а затем вылила немного воды себе в ладонь и обтерла грязное лицо. Потом вернула флягу вознице.
– А теперь, – сказал джентльмен, – расскажите нам, что случилось.
Старуха шумно дышала, прижав руку к груди.
– Мы… мы с сыном ехали в Кентербери. Он работает на виноторговца, и завтра рыночный день. Деточка моя устала, и мы пересели назад, вздремнуть промеж бочек. Мы дрыхли и вдруг услыхали крики. Сын остановил телегу, и мы услышали этих лиходеев…
Она передернулась, и девочка, не сдержавшись, всхлипнула.
– Они колотили сына, пока не выбились из сил, – продолжала старуха, притянув к себе напуганное дитя и заключив ее в крепкие объятия. – Мы такого наслушались! Но… – она сглотнула, взволнованно погладив девочку по золотистым волосам, – но ничего не могли сделать. Только схоронились и сидели тихонько.
Ее взгляд метался из стороны в сторону, словно в ней пробуждалось безумие.
– Потом мы услышали, как что-то упало. Видимо, тело сына. Телега поехала… И мы…
Джентльмен нахмурился, и масляная лампа задрожала в его толстых пальцах.
– Вы остались в телеге?
Сморщенное лицо карги приняло еще более горестный вид. Она поднесла руку ко рту и приглушенно сказала:
– Мы ничего не могли поделать!
Возница снова протянул ей воду, но старуха уже была не в состоянии принять ее.
– Как вы сбежали? – спросил джентльмен.
Карга набрала в грудь воздуха.
– Тот, кто захватил телегу, остановился, чтобы справить нужду. Где-то тут, неподалеку. Я улучила момент: подхватила деточку мою, спрыгнула вниз и схоронилась в кустах. Мы часами там прятались, сэры. Часами.
Лицо джентльмена немного смягчилось. Достаточно, чтобы возница осмелился сказать:
– Простите, сэр, – мы ведь недалеко от гостиницы. Можем их подвезти. Кто-нибудь там уж точно их приютит.
– Да, да, пожалуйста! – взмолилась старуха, все еще на коленях. Она протянула руки с намерением ухватить джентльмена за полы одежды.
Тот резко отшагнул назад.
– Хорошо, хорошо! Но вы поедете с Дугласом.
Он развернулся и пошел к дилижансу, а возница помог старухе подняться на ноги.
– Спасибо вам, сэры. Спасибо!
Джентльмен уже занес ногу, чтобы забраться внутрь, но тут карга просительно вытянула руку.
– Э-э, сэр?
– Ну что еще? – огрызнулся он.
– Прошу вас, возьмите мою деточку к себе. Она не станет вам докучать, клянусь.
Джентльмен закряхтел.
– Прошу вас, – настаивала карга. – Она пережила такое, чего не должен знать ребенок. И поглядите на нее, бедняжка совсем озябла.
Джентльмен не мог толком разглядеть лица девочки – та зарылась им в юбки старухи.
– Мы даже не знаем, как ее отец… – Старуха прикрыла рот и, тихонько всхлипнув, отвела взгляд.
