В то памятное утро в начале декабря Лондон проснулся укутанным в густой холодный туман. По утрам Властитель Туман сомкнутыми рядами вводил свои войска в город, невзначай захватывая пригородные районы; по этой причине утренний поезд показывался из сумрачной дымки, а то и полной темноты. Но сегодня маневры тумана были более однообразны. Туман влачился по городу, от Боу до Хаммерсмит, подобно призраку самоубийцы, сведшего счеты с жизнью из-за крайней нужды и неожиданно получившего наследство сразу после своего рокового поступка. Барометры и термометры с сочувствием разделяли его уныние, показывая низкие отметки, и совсем пали духом (если только он у них был). Холод пронизывал до самых костей.
Миссис Драбдамп из одиннадцатого дома по Гловер-стрит, что в Боу, была одним из тех немногочисленных жителей Лондона, которым лондонский туман не портил настроения – оно у нее всегда было плохим, и она принялась за работу так же безрадостно, как и всегда. Она одной из первых узнала о прибытии противника, когда проснулась и различила обрывки тумана на фоне угольно-черной уличной темноты из окна своей спальни, обнаружив за ним неуютную картину зимнего утра. Она знала, что туман продержится, по меньшей мере, до завтрашнего дня, а стало быть, плата за газ в этом квартале побьет все рекорды. И она также знала, что так будет потому, что она разрешила своему новому жильцу, мистеру Артуру Константу, платить за газ фиксированную сумму – шиллинг за неделю – вместо того, чтобы оплачивать свою часть по показаниям счетчика. Метеорологи могли бы вернуть доверие к своим умениям, лишь заплатив вместо миссис Драбдамп по очередному счету за газ, – ведь это они, предсказывая погоду, сделали ставку на снег, заявив, что тумана не будет и в помине. Туман же был повсюду, как и ожидала миссис Драбдамп, но она вовсе не радовалась своему дару видеть наперед. На самом деле, она вообще ничему не радовалась, упорно продвигаясь вперед по жизненному пути, подобно утомленному пловцу, который пытается достичь линии горизонта. Ее никогда не подводившая способность предвидеть плохой исход дел ни капли ее не ободряла.
Миссис Драбдамп была вдовой. Конечно, вдовами не рождаются, а становятся, иначе можно было бы предположить, что миссис Драбдамп всегда была вдовой. От природы она была высокой, худощавой, а ее бледное вытянутое лицо с тонкими губами и жестким взглядом вкупе с аккуратной прической волосок к волоску создавали тот самый образ, которой обычно ассоциируется с вдовством и нуждой. Только в высшем свете женщины могут терять мужей и при этом продолжать выглядеть завораживающе. Ныне покойный мистер Драбдамп оцарапал палец ржавым гвоздем, и хотя миссис Драбдамп предчувствовала, что он умрет от столбняка, она все-таки вступила в ежечасную борьбу с тенью смерти, как уже дважды делала это прежде: когда Кэти умерла от дифтерии, а малыш Джонни – от скарлатины. Возможно, именно из-за сверхурочной работы в бедных кварталах Смерть съежилась до размеров тени.
Миссис Драбдамп зажигала огонь на кухне. Она растапливала ее выверенными движениями, зная о неподатливости угля и стремлении древесной растопки завершить весь процесс одним только дымом в том случае, если она отступит от должной процедуры. Сноровка как всегда помогла избежать этого, и миссис Драбдамп встала на колени у очага, подобно жрице парсов, должным образом воздающей утреннюю молитву своему божеству. Затем она резко поднялась, едва не потеряв равновесие. Ее взгляд упал на стрелки часов, стоявших на каминной полке: они показывали без пятнадцати семь. Свою каждодневную церемонию у очага миссис Драбдамп неизменно заканчивала в пятнадцать минут седьмого. Но что случилось с часами?
Миссис Драбдамп вдруг вспомнила, как Сноппет, часовщик, живущий по соседству, продержал часы у себя несколько недель, но вернул их, проделав только поверхностный ремонт и, видимо, при этом поврежденные и неспособные выполнять свои непосредственные функции. Это дурное воспоминание ушло так же быстро, как и появилось, вытесненное низким звоном колоколов церкви св. Данстэна пробили три четверти. Ее охватил неподдельный ужас. Инстинкт подвел ее: миссис Драбдамп впервые поднялась в половину седьмого, а не в шесть. Теперь она поняла, почему она так странно, потерянно себя чувствует. Она проспала.
Огорченная и озадаченная, она поспешно поставила чайник на огонь, секундой позже обнаруживая, что она проспала от того, что мистер Констант просил разбудить его на три четверти часа раньше обычного и подать завтрак к семи часам, так как утром он должен был выступить на митинге протестующих трамвайщиков. Миссис Драбдамп, со свечой в руке, тут же бросилась наверх, в его спальню. Мистер Артур Констант занимал весь верхний этаж – помимо его спальни там находилась еще одна отдельная комната. Миссис Драбдамп резко постучала в дверь той, где он обыкновенно спал, с криком: «Семь часов, сэр. Вы опаздываете, сэр. Вам нужно немедленно встать». Обычного сонного ответа «Хорошо» не последовало, но так как она сама отступила от своего обыкновенного утреннего приветствия, то особенно не ждала такого отклика. Поэтому она поспешила вниз, не будучи уверенной, что чайник закипит быстрее, чем ее жилец успеет одеться.
