Отец крепко держал меня за руку, словно боялся, что я убегу. А я и не думала. Смысл? Ведь сама согласилась. Если убегать, то потом, чтобы семью ни в чём не обвинили. Не съедят же меня сразу?
Он быстро шагал по подъездной дорожке к широкому мраморному крыльцу. Почти тащил меня, иногда сердито дёргая за руку. Наверно, думал, что я торможу его путь к заветной двери из-за упрямства, а у меня просто подгибались ноги от страха. К тому же путалась в юбке совершенно неуместного днём вечернего платья. Мысли о нём крутились в пустой от ужаса голове, помогая держаться и не срываться на бесполезный плач, или даже визг. Проще ведь волноваться о том, чтобы не наступить на шлейф, или о том, что с обнажёнными плечами во время дневного визита буду выглядеть нелепо и неприлично, чем думать об ожидающем меня за порогом.
Мы поднялись на крыльцо, и отец несколько раз ударил дверным молотком. Медная летучая мышь висела вниз головой и казалось ехидно усмехалась. Гулкий звук от ударов был хорошо слышен. Сейчас нам откроют, и я увижу… увижу… Но мозг отказывался представлять, что или кто встретит меня за дверью.
Отец открыл рот, собираясь добавить к грохоту молотка зычный голос и назвать своё имя и цель визита, но дверь с тихим скрипом отворилась без всякой помощи человека. Тёмная глубина дома посмотрела на меня.
Страх скрутил внутренности холодной жёсткой рукой. В последней надежде я повернулась к отцу:
– Папенька…
– Иди уже, Лотта! Видишь, тебя ждут, – не дал договорить мне отец и сильно подтолкнул в спину.
Чтобы удержаться на ногах, пришлось сделать несколько неловких шагов вперёд, в сумрачную глубину особняка. Стук захлопнувшейся двери напомнил о крышке гроба. Моя прежняя жизнь закончилась. А может, и с просто жизнью придётся попрощаться. Нет, нельзя поддаваться панике! Ещё ничего не закончилось! Я ещё поборюсь!
После солнечного дня на улице здесь, в помещении, мои глаза приспособились не сразу, но постепенно из серого сумрака стали выплывать детали. Ничего особо зловещего в них не было. Круглый зал холла мало чем отличался от нашего. Даже лёгкое запустение напоминало о родительском доме – налёт пыли на зеркале и мраморных фигурах, стоящих у основания парадной лестницы, тусклая, нечищеная медь ручки двери, за которую инстинктивно схватилась.
Я рассматривала эти малозначащие вещи, потому что боялась увидеть встречающего меня хозяина особняка – Чёрного колдуна. Но его не было. Никто меня не встречал. Сердце затрепетало заячьим хвостиком. Может, отец неправильно всё понял? И герр Шварц пошутил с отцом, потребовав дочь за карточный долг? Могу же я так думать, раз никто не ждёт на пороге. Если сейчас уйти, то отец с чистой совестью сможет поклясться, что расплатился. Только нельзя возвращаться домой, а то ему придётся меня вернуть.
Не думая о будущем, я потянула на себя дверь, собираясь сбежать, но она не открылась. Так легко впустившая внутрь, выпускать наружу она не собиралась. Как ни дёргала, дверь даже не шевелилась.
– Фройляйн! Вы уже тут! Простите, что сразу вас не встретила. Поставила вариться кофе, а тут вы пришли. Не могла оторваться, а то бы убежало.
Это уютное воркование совершенно не вязалось в моей голове с обитателями страшного особняка, и я ошеломлённо уставилась на подходившую женщину. Коричневое платье и ключи на поясе ясно говорили о её статусе в доме – экономка. Она выглядела как самая обычная немолодая женщина – одного роста со мной, только более грузная, с лучиками тонких морщинок возле глаз и добродушной улыбкой на круглом лице. Ничего зловещего в ней не обнаруживалось. На зомби или призрака женщина совсем не походила.
– Позвольте представиться: я экономка герра Шварца, фрау Ханна Баум. А вы, как я понимаю, фройляйн Хоффман? Ваше имя хозяин не знает.
Она вопросительно посмотрела на меня, и я ответила:
– Шарлотта, Шарлотта Хоффман.
– Какое милое имя! Пойдёмте, я покажу приготовленную для вас комнату. Если вас что-то не устроит, скажете сразу, и я постараюсь всё исправить. А где ваши вещи? Слуга принесёт их…
Фрау Ханна внимательно осмотрела холл и даже заглянула мне за спину, но никакого багажа не обнаружила и вопросительно глянула на меня.
– Я ничего не взяла, – признаться, что ехала сюда как на казнь и о вещах не думала, показалось почему-то стыдным.
– Но как же? Вам ведь нужно хотя бы переодеться, – и фрау Ханна выразительно посмотрела на запачкавшийся подол платья и собравший пыль шлейф. – Впрочем, я найду что-нибудь для вас на первое время, пока слуга всё доставит.
От неловкости моим ушам стало жарко. Наверно, сейчас я покраснела, как помидор:
– Слуга ничего не привезёт. Я не подумала… не ждала…
Отец, вернувшись под утро, поспав пару часов, едва открыв глаза, огорошил меня и маменьку новостью о своём проигрыше. После того как я услышала, что отдана Чёрному колдуну, и придётся ехать, иначе семья окажется на улице, думать ни о чём не могла. Это было как смерть. А кто же думает что там, за гробом, ему потребуются перемена наряда и обуви.
– Ничего, ничего, милочка. Я отправлю Пауля к вам домой. Только напишите записку для вашей матушки, чтобы она собрала нужное на первый случай. А потом, если что-то понадобится, снова Пауля отправим.
Всё это я слушала, шагая вслед за шустро семенящей экономкой. Её слова ослабили ледяные тиски на сердце. Ведь они означали, что сегодня я не умру, и завтра тоже. Похоже, меня не планируют приносить в жертву. Во всяком случае в ближайшее время. А значит, есть шанс что-то изменить.
Отведённые покои мне, если бы не обстоятельства, понравились бы. Даже дома у меня не было таких просторных и уютных апартаментов. В детстве, пока наша семья жила в родовом поместье, мне по возрасту не полагалось такого. А когда я стала старше, то отец уже его проиграл, и началась череда переездов из-за его всё новых проигрышей и долгов.
Оставшаяся часть дня прошла в хлопотах обживания на новом месте. Я писала записку маме, примеряла подобранные фрау Ханной платья, ждала, пока выбранное подгонят прямо на мне. Делала это молчаливая женщина. Её представили как мою служанку и одновременно личную горничную. Немая женщина средних лет по имени Паулина. Она казалась какой-то серой, словно присыпанной пеплом. Таких пригасших людей развелось в последние годы в нашем городе много. Говорят, что это Чёрный колдун пил из них жизненную силу, чтобы поддержать своё посмертие.
Её вид и пугал, и успокаивал одновременно. Пугал, потому что напоминал, почему я здесь оказалась, а то за хлопотами и вкусным обедом забывалось, что это не приезд в гости к дальним родственникам, а плен, рабство. Успокаивал, потому что из слов фрау Ханны стало понятно, что обе женщины служат Чёрному колдуну не первый год, и всё ещё живы. Я специально прикасалась к ним и убедилась в этом. Их руки были тёплыми. Теплее, чем мои.
