1. Глава 1
Адам
— Да, мам, — вздыхаю в трубку. — После собеседования я точно заеду к вам, — обещаю ей. — Прекрати истерику! Я вчера после самолёта вымотался, и у меня не было сил заехать.
— Адам… — гневается родительница. — Почему ты не поселился в нашем доме?
— Чтобы ты опять вторгалась в мою личную жизнь, а отец своими приколами и дальше подрывал мою психику? — прыскаю от смеха. — Извини, но нет!
— Я не лезу в твою жизнь, дорогой. А лишь говорю о том, что было бы неплохо сходить с Лизонькой куда-нибудь, — восклицает мама, и я представляю, как она закатывает глаза. — Она как раз приехала в отпуск к родителям. Вы могли бы пообщаться здесь, а потом, когда ты вернёшься в Америку, то могли бы подумать о серьёзных отношениях, — без конца говорит о своём. — Дорогой, мне уже не тридцать лет. Пора бы уже внуками обзавестись.
— Извини, мам! Позвоню позже! Я занят, — и отключаюсь.
Я люблю своих родителей, но у каждого из них свои причуды и требования. Отец без конца подтрунивает надо мной, как и мама, собственно, но последняя ещё и достаёт сватовством с дочерью своей подруги и намёками о том, что она не прочь понянчиться с внуками.
Только я не готов ни с кем нянчиться.
С высоко поднятой головой широким шагом иду по зданию академии искусств к ректору, под руководством которого буду работать. Временно, конечно. Мне всего лишь нужен материал для диссертация, а эта академия и прилегающая к ней школа являются идеальным для меня объектом изучения.
Мог бы с лёгкостью пойти к отцу и исследовать людей в его реабилитационном центре, но мне по душе изучение подростков и проявлений их переходного возраста, а не бывших пьянчуг и хуже.
Стучу в дверь Громова Вадима Даниловича, ректора и совладельца академии искусств имени Громова.
— Войдите, — звучит за дверью, и я, дёрнув за ручку, открываю её.
— Добрый день, — вхожу в кабинет широким и уверенным шагом. — Мы договаривались о встрече. Адам Янович Светых, — представляюсь и протягиваю ему руку для рукопожатия.
— Добрый день, — приветствует он меня в ответ и пожимает руку. — Присаживайтесь, — указывает на кресло по другую сторону его стола. — Признаюсь честно, у нас с вами буквально минут пять. Я втиснул вас в свой график лишь по просьбе вашего отца. Окошко у меня было лишь через две недели.
— Да, спасибо, — отзываюсь и залезаю в папку со своими документами. — Это рекомендации, мой диплом, сертификаты и всё необходимое для того, чтобы работать в учебном заведении.
— Если позволите, я просмотрю всё позже, — отвечает, и я киваю. Это лишь копии. Оригиналы у меня в папке дома. — Как я понимаю, вы претендуете на должность детского психолога?
— Верно, — киваю. — Я профессор психологических наук.
— Уже профессор, — проходится по мне взглядом изучающим. — Сколько вам лет?
— Тридцать пять. Я самый молодой профессор в Америке, — признаюсь с улыбкой. — В своё время газеты только и писали обо мне. Всё дело в том, что я рано пошёл в школу. Перепрыгнул несколько классов и в колледж тоже рано пошёл. Моя мама занималась моим образованием с самого детства. И это дало свои плоды.
— Вундеркинд? — хмыкает он.
— Можно и так сказать, — отзываюсь, хотя таковым себя и не считаю.
— Занятно, — тянет мужчина. — Опыт в образовании у вас есть?
— Да. У меня огромный опыт общения с детьми. Как вам известно, у моего отца есть реабилитационные центры не только в России, но и в Америке. Я практически жил в отделении для детей, помогая им осваиваться и переносить различные психологические травмы.(ЗВЕЗДА) Практику проходил тоже в школе, но американской.
— Хм-м… у нас была психолог, но она ушла в декрет, — хмыкает Громов. — Давайте всё же попробуем. Думаю, и ваши методы будет интересно попробовать на детях, с которыми прошлый психолог не справилась.
— Спасибо за оказанную честь, — благодарю его, осознавая, что всё проходит слишком быстро, и он даже не жестит, хотя я ожидал слегка иного.
— Ещё парочка вопросов, и я вас отпущу, — говорит он, открыв блокнот. — Семейное положение?
— Не женат. Девушки нет, — тотчас отзываюсь, но внутренне хмыкаю от мысли, что если мать не отстанет, скоро появится. Но лишь на время, чтобы родительница отстала и дала мне нормально жить в стране, в которую я только вернулся. И лететь обратно пока не желаю.
— Дети?
— Нет, — мотаю головой.
— Карьера превыше всего? — ухмыляется, и я бы решил, что он такой же, если бы не кольцо на его руке и свежевыглаженная одежда. Явно женская рука чувствуется. А детские рисунки фломастером на тыльной стороне ладони, которые не смылись, намекают и о детях. — Я тоже так думал. Но это ошибка.
— Я бы с радостью имел детей, но не нашёл ещё ту, с которой готов на этот шаг, — отвечаю, а в голове тут же возникает образ той, что до сих пор безвылазно сидит в моей голове.
— Понимаю, — отзывается он. — Так… довольно щепетильный и личный вопрос, но как вы относитесь к женщинам на руководящих должностях?
— Спокойно.
— Отлично, — закрывает он блокнот. — Директор школы, в которой вы будете работать — моя жена, и мы уволили уже несколько сексистов, которые считали, что её место дома у плиты.
— Уверяю вас, меня это не тревожит, — сдержанно улыбаюсь ему. И поднимаюсь одновременно с ним. — Время вышло?
— Да! Завтра зайдите ко мне в восемь. Я как раз должен буду посетить школу и проверить её дела. Проведу вам экскурсию, и мы все обсудим. Ваш телефон у меня есть.
— Благодарю, — кидаю и выхожу из кабинета ректора, с улыбкой и даже некоторой грустью взглянув на табличку.
“Громов Вадим Данилович”
Одну Громову я уже знал. Громова Мирослава Вадимовна. Можно было бы решить, что она дочь ректора, но вряд ли ректор стал отцом в десять или пятнадцать лет.
Но я бы не отказался от встречи с той, что растоптала меня в своё время.
Подхожу к окну напротив, чтобы выровнять дыхание и успокоиться, когда вновь ловлю галлюцинацию.
Мне кажется, что моя Мира — мой Мир бежит куда-то в сторону.
Я бы сорвался следом, если бы это не очередная моя галлюцинация, которую я скрываю от всех.
Миры здесь быть не может. Она в Америке.
***
Мирослава
— Что они сделали? — восклицаю в трубку, выбегая из школы. — Опять подрались? — мысленно чертыхаюсь и скулю от беспомощности. Сколько говорила им, что дракой ни проблему, ни иные случаи не решить! Всё равно с кем-то да помашут кулаками.
— Да, — отвечает воспитательница недовольно. — У одного из ваших мальчиков губа разбита. И они не могут успокоиться. Я уже и так пробовала, и так. Кричат и рычат на всех, как дикие!
— Я уже бегу, — отзываюсь, действительно со всех ног несясь на парковку. — Скажите им, что мама уже едет и скоро их заберёт. И скажите, что я их люблю. Пожалуйста!
— Пытаюсь, — говорит Елена Васильевна, и я отключаюсь.
