Двери подошедшего к перрону поезда с шипением разошлись и Пард ступил на выщербленный край платформы. Из вещей при нем была только маленькая кожаная сумка.
Пард всегда был не слишком привередливым живым. Наверное, потому, что ему приходилось очень много ездить.
«Драконостроительный завод! – подумал он, вспоминая недавнее чтение. – Надо же такое выдумать!»
Книгу Пард оставил в поезде, но запомнил название, чтоб потом как-нибудь найти и дочитать.
Хмурый эльф, изучающий расписание поездов, мельком взглянул на него. Пард прошел мимо, неслышно ступая. Прорезиненная подошва ботинок страстно вжималась в асфальт, словно любила его сильнее всего на свете. Но она любила и мраморные полы, и открытую землю, которой становилось в Большом Киеве все меньше.
Эльф остался на перроне; Пард, забросив сумочку на плечо, спустился на улицу. Поезд убедился, что никто больше не собирается войти или выйти, закрыл двери, коротко свистнул и тронулся. Путь его лежал дальше, в сторону Ровно и Житомира.
Это был хорошо прирученный поезд, хватило времени убедиться в этом. Пард ехал целых десять часов, с самого юга Большого Киева, оттуда, где гигантский мегаполис выходит кое-где к самому Черному морю.
Внизу, на улице, Пард огляделся. Широкая привокзальная площадь была почти пустой, если не считать нескольких продавцов дорожной еды да праздношатающегося носильщика. Сколько Пард себя помнил, на всех вокзалах, где ему удалось побывать, вот так же безучастно слонялся одинокий носильщик – чаще всего здоровый черный орк или ушастый гоблин с мускулистыми руками. Работа носильщику доставалась редко.
Пард свернул налево, ко входу в подземку. Но не спустился, хотя гном у турникетов заметил его даже сквозь прозрачные двери и ждуще потянулся навстречу. Прошел мимо, дальше, к галерее. Поднялся, прошел по галерее, где обитало гулкое эхо. Он продолжал ступать бесшумно, и эхо так и не проснулось.
Спустя десять минут Пард был уже на площади Победы. Справа, за тушей универмага, высилась гостиница «Лыбидь».
Но и тут он не задержался, пересек широкую дорогу, не утруждаясь спуском в подземный переход, и почти сразу свернул налево, во дворы. Старые-старые дома глядели на него подслеповатыми и еще, наверное, стеклянными окнами.
На улице с ржавыми металлическими рельсами в булыжнике Пард огляделся. Рельсов под ногами было четыре. Пард знал, для чего они служили, и видел такие же неоднократно на юге, и в Николаеве, и в Одессе. Да и на вокзале видел, вдоль перронов, и в метро. Поезда ходили прямо по этим металлическим нитям, вросшим в землю. Говорят, в Большом Киеве раньше ходили трамваи, уменьшенные копии поездов, но после череды погромов в трамвайных депо и будто бы случайного нашествия желтых рейсовых автобусов из Европы, большинство из которых так и осели в Большом Киеве, трамваи стали большой редкостью.
Улица была тихой и уютной. Все те же маленькие домишки выстроились в неровную шеренгу вдоль дороги. Кое-где виднелись разноцветные вывески. Под одну из них Пард и свернул. Спустился по отполированным до гладкости ступеням и оказался в таверне.
Внутри было сумрачно; рассеянный свет лился всего от двух светильников из десяти. Тяжелые столы льнули к расписанным стенам. Хозяин, дородный человек в фартуке, сразу поспешил навстречу.
– Добрый день, сударь! Чего желаете?
Говорил хозяин вежливо, но не подобострастно, и это Парду понравилось.
– Жилья. Ну и, понятно, стола на все это время.
– Пожалуйста! Цены у нас внятные, никто не жалуется, и обслуживание на высоте. Как долго вы пробудете в Центре?
– Еще не знаю. Может быть, я здесь останусь навсегда. Я заплачу пока за неделю, ладно?
– Как угодно! Сейчас я приготовлю комнату, а вы садитесь, садитесь, уважаемый.
И в сторону:
– Эй, Гринь! Обед подай посетителю!
И снова Парду:
– У вас будет какой-нибудь специальный заказ? Сегодня у нас отбивные с жареным картофелем и крабовый салат. Ну и по мелочи всякое…
– Все из консервов? – скорее утвердительно, чем вопросительно уточнил Пард.
Хозяин только руками развел. М-да. В самом деле – ну откуда здесь, в самом Центре Большого Киева, свежатина? Впрочем, здесь ее как раз можно найти, но за такие деньги, что и думать не хотелось.
– Подавайте, – вздохнул Пард. – И отбивные, и мелочи.
Мелочей хватило, чтоб уставить весь стол. Пища оказалась на удивление вкусной – в этой таверне действительно умели готовить. Даже из консервов.
Комнату Парду выделили на третьем этаже. Дальнюю, угловую. Обстановку составляли только изрядно продавленная кровать да колченогий стул. Зато из окна виднелся купол цирка.
Пард не знал, что такое «цирк». Просто это здание всегда называли цирком.
Комната Парду понравилась, точно так же как и местная стряпня.
Из второго окна открывался вид на улицу, ту самую, где в булыжник неведомо кто неведомо когда уложил несколько стальных полос. Неведомо с какой целью. Пард лениво поглазел на редких прохожих и повалился на кровать, застеленную коричневым пледом.
Хорошее место. Судер не зря порекомендовал Парду эту таверну, а Пард не зря внял рекомендации Судера. Вряд ли удалось бы найти что-нибудь приличное так близко к Центру и за такие деньги. В «Лыбиди» – пожалуйста, но там комната стоит столько, что лучше и не вспоминать. По карману только богатеям.
Пард не был бедным живым. Скорее, наоборот. Но тратить такие деньги на жилье, какие драли в «Лыбиди», считал пустым расточительством.
Повалившись в уютную ложбину на кровати, Пард расслабился. Сонное настроение всегда нападало на него в тавернах.
Особенно после плотного обеда.
Он сам не заметил, как провалился в шаткий дневной сон.
Спустившись к ужину, он нашел таверну наполовину заполненной. Дородный хозяин кивнул ему словно старому знакомому и сразу крикнул Гриню, чтоб накрывал ужин. Пард устроился за тем же столом, что и в обед. Неподалеку от него сосредоточенно поглощали размороженную индейку два гнома, рыжий и чернявый, оба в кожаных куртках с бляшками. Коротко стриженные бороды поблескивали от жира, а челюсти под мясистыми носами работали с мерностью роторных экскаваторов. Судя по груде костей в центре стола, это была уже не первая индейка. И пятилитровых бочонков из-под подольского пива рядом с гномами стояло уже два. Третий, еще не опорожненный, пристроился подле индейки. То один гном, то второй подносил к изящному деревянному крану в виде разинувшего пасть дракона объемистую кружку и надавливал на драконий гребень. Струя подольского с клокотанием вырывалась из разинутой пасти, отчего Парду казалось, что несчастный дракон блюет. Интересно, какому умнику пришло в голову делать кран в виде зверя? Пусть даже и несуществующего.
