Уже двадцать лет я работаю в этом проекте.
Когда наконец мы пришли к решению поставленной задачи, в ходе исследований заполнив многие пробелы фундаментальной физики и сделав массу изобретений для преодоления регулярно возникающих технических противоречий, когда все наши теоретические разработки мы воплотили в опытном образце, встал вопрос о его испытании.
Сошлись на том, что отправим робот-автомат с камерой для видеосъёмки. Число выбрали круглое – сто лет. Спецслужбы подобрали для нас полянку в подмосковном лесу, где, в соответствии с историческими данными, ничего не должно было происходить. Сочли такой вариант самым безопасным.
Автомат запрограммировали на обратный старт через десять минут, с возвращением в момент времени плюс тридцать минут от исходной точки.
Мы ликовали, когда наша машинка исчезла с поляны. Но восторги закончились через полчаса, когда она не вернулась. Мы не увидели наш аппарат ни через час, ни через день. А через неделю оцепление с поляны сняли, поставили забор с колючей проволокой и повесили камеры наблюдения.
Что мы могли написать в объяснительных? Только фантазии типа того, что искажения времени нарушили работу автоматики.
Правда же заключалась в том, что данных для анализа не имелось. Вот тогда я и предложил повторный старт с моим участием. Главным аргументом было моё утверждение, что я смогу вручную вернуть машину обратно, если возникнут проблемы с автоматикой.
От закрытия проект тогда спасли два факта. Во-первых, мы всё же куда-то отправили нашу машину времени, а это уже результат. И второе – все основные блоки мы создавали с дубликатами, которые в разной степени собранности располагались теперь на полках лабораторных шкафчиков, и нам требовалось не больше месяца, чтобы собрать новый прототип.
Финансирование всё же сократили, и урезали зарплаты более чем вдвое, отменив премии и все надбавки.
Руководитель нашего проекта пытался меня отговорить:
– Сергей Алексеевич, подумайте сами, ведь истории не известны случаи контактов с путешественниками во времени. Выходит, что никто из будущего не попадал в прошлое… Всё не так просто.
– Владимир Леонидович, может кому-то всё же известны такие случаи? Только нас об этом не уведомили.
Почему-то я не боялся. Интерес и научное любопытство, а может авантюризм, всё это оказалось сильнее инстинкта самосохранения. Да и все расчеты подтверждали мою правоту.
Однако, чем ближе было к старту, тем больше я по вечерам проводил времени с детьми, беседуя с ними по-взрослому на разные серьёзные темы, словно пытался передать им в наследство самые главные истины.
***
Небольшое отступление. Что-то вроде предисловия, но немного отсроченного.
Почему я решил написать рассказ. Видимо писательский зуд не давал мне покоя. Но это, конечно, не объяснение. Главнейшая причина – я не могу допустить, чтобы эта информация бесследно пропала.
Ну да, я всё подробно изложил в отчёте, который аккуратно упаковали в папочку и отнесли в архив пылиться на одной из бесчисленных полок. И таким образом он будет предан забвению, с чем я категорически не согласен. Поэтому я и пишу эти строки, нарушая данную мной подписку.
Да и чем мне это может грозить? Это в советское время могли посадить за разглашение секретной информации. А сейчас – не те времена.
Конечно неприятности будут. Но тюрьма… Вряд ли.
Помню, как мой папа рассказывал всем по секрету про подземный военный завод на Кутузовке. Правда, никаких подписок он не давал. Он видел из окна общежития, что грузовые машины регулярно въезжают на небольшую территорию, обнесённую бетонным забором с колючей проволокой, и заезжают в небольшое здание, явно не способное вместить в себя такое количество. Как выезжали, он не видел, наверно это происходило по ночам.
Тогда, в пятидесятые–шестидесятые, про такие секреты, как НИИ№17, знали практически все – спросите москвичей, заставших то время.
Но я работаю не там, а в гораздо более засекреченном заведении. Наша лаборатория под эгидой спецслужб занимается сложнейшей научно-технической проблематикой. Курирует нас генерал ФСБ.
***
Итак, на моё развёрнутое предложение повторного испытания с участием живого объекта в моём лице начальство не дало согласия, но и не отказало.
Вместо этого с меня потребовали подробный план с описанием всех необходимых мер предосторожности, гарантирующих сохранность аппарата.
После обсуждения с коллегами появилась убеждённость, что испытания лучше провести в стенах лаборатории, поскольку наше ведомство занимает данное здание уже более пятидесяти лет. Куратору объяснили, что так мы исключим потерю машины – в любом случае она останется здесь, либо в настоящем, либо в прошлом. Идея понравилась.
Договориться о дальности перемещения оказалось сложнее. Я предлагал минимальный срок. Но у спецслужб свои планы, их интересуют более отдалённые времена. В итоге сошлись на сорока годах. Ровно сорок – с круглыми датами проще работать.
В качестве безопасного помещения выбрали подсобку для хозяйственных принадлежностей, чтобы избежать непредвиденных столкновений. Там и стали собирать машину. А меня отправили в гости к нашему профессору – прорабатывать детали.
Иосиф Васильевич, профессор, проживает в ведомственной квартире и получает персональную пенсию, от которой он упорно отказывался, не желая прекращать трудовую деятельность. Но пять лет назад он, шестидесятипятилетний, всё же был отправлен на заслуженный отдых.
Профессор обрадовался моему приходу. Я начал было вводить его в курс дела, но он оказался информирован максимально полно.
– Переходите к сути. Вы ведь предполагаете встретить там меня тридцатилетнего, не так ли?
– Совершенно верно… Для безопасности выбрали выходные, ночное время. Как мне вступить в контакт с вашим двойником?
– Звоните. Прямо из лаборатории, мне на домашний,– профессор написал на листке номер и отдал мне.– Вот мой старый телефон.
– А что я вам скажу?
– В каком смысле?
– Ну, как сделать так, чтобы вы поверили?
Профессор приподнял брови и задумался. Погружённый в размышления он временами хмурился, потом заулыбался.
– Нужно рассказать ему про какой-нибудь его секрет. Скажете, что узнали лично от меня про Парабеллум сорок пять. Думаю это должно сработать.
– Парабеллум сорок пятого?
– Да, но не калибра, а года. Трофейный. Моего отца… Сергей Алексеевич, я всё же не вполне понимаю, для чего решили привлечь тридцатилетнего меня? Какова его роль?.. Вот вы там появитесь в ночь на субботу. Ну и отправлялись бы обратно, так сказать, благополучно завершать эксперимент.
– Слишком просто. От нас хотят большего. Надо зафиксировать контакт. И кроме того, как я понял из разговоров с нашими кураторами, их очень беспокоит вопрос, как изменятся воспоминания здесь в нашем времени после воздействия на прошлое. И как эти изменения зафиксировать? Думаю, вас будут подробно расспрашивать.
