Глава 1. Мой личный надсмотрщик
Ника
– Она избалована, капризна и упряма.
Отец выглядит слишком серьезным и, кажется, повторяет эту нелестную характеристику далеко не в первый раз. Мне на миг становится стыдно за свое, безусловно, недостойное поведение. Но всего лишь на миг. Потому как стыдиться тогда, когда бессовестно подглядываешь за отцом в щель двери и подслушиваешь важный разговор, несколько лицемерно. За подслушивание мне не стыдно. Должна же я знать, о чем идет речь. Впрочем, я предполагаю! И мне очень сильно это не нравится.
– Все понимаю, – голос мужской, низкий и отстраненный. Словно говорившему совершенно не интересно. Жаль с такого ракурса видно только краешек дубового стола и рукав черной водолазки говорящего.
– Мне хочется, чтобы ты помнил о моих условиях. Единственное, что прошу – не спать с моей дочерью и сделать так, чтобы ей ничего не угрожало.
Даже так! Теперь папочка решает с кем мне спать, а с кем нет! Щеки вспыхивают то ли от злости, то ли из-за того, что собственный отец думает о моей сексуальной жизни больше, чем я сама.
Я едва успеваю отскочить в сторону, когда дверь распахивается и отец выходит из кабинета. Я даже не думаю скрываться и на возмущенный взгляд не реагирую. Папа грозно хмурит брови, открывает рот, намереваясь что-то сказать, но не успевает, так как за ним следом выходит Он.
И с этим он решил, что я буду спать? Мужик пугает. Одним видом. Если бы я встретила такого ночью в клубе, пожалуй, даже сбежать не смогла потому, что на меня напал бы ступор.
Простая черная водолазка с высоким воротником. Кажется, она осталась с тех пор, когда ее обладатель был изрядно крупнее. Худощавое тело, очертания которого не сильно разберешь под свободной тканью, и пугающая физиономия. Короткие, стриженные ежиком волосы, щетина, и на ее фоне выделяющийся светлым росчерком шрам, уродующий щеку и рассекающий уголок губы. Воистину папа, видимо, считает, что я нахожусь в том возрасте, когда любой представитель сильного пола вызывает единственное желание: запрыгнуть к нему в койку! Да таких нужно обходить десятой дорогой! И этого он собирается приставить меня охранять? Этак я ночью от страха писаться начну!
Мужчина изучает меня с ленивым интересом и от холодного пронзительного взгляда между лопаток пробегает холодок. Я боюсь и испытываю еще какое-то странное чувство. Не хочу находиться рядом с ним! Мне казалось, что с охранником клиент должен чувствовать себя, как минимум, спокойно и удобно. Но с этим типом?
– Ты издеваешься, да? – спрашиваю у отца. – Скажи, пожалуйста, где и в какой помойке ты его откопал?
– Побольше уважения, Ника! – рычит отец, я даже подпрыгиваю от неожиданности. На меня он голос повышает крайне редко. После того, как умерла мама, я единственный луч света в его жизни. – Марк – офицер в отставке и он видел такое, что тебе даже не снилось, – уже спокойнее замечает он.
Даже так. Мне дают не комнатную собачку, приученную рычать на незнакомцев, а выловили настоящего волка. Интересно, он вилку-то с ножом умеет держать? Или их там не учат таким тонкостям? Впрочем, какая разница обедать с ним в ресторане я точно не собираюсь.
– Мне не нужен твой цепной пес, – мило улыбнувшись, припечатываю я. – Да, произошедшее с Лизой трагедия, – мой голос дрожит, и на глазах выступают слезы. Приходится сделать глубокий вдох, чтобы загнать их обратно. – Но это не значит ровным счетом ничего. Я не буду таскаться по сомнительным заведениям. Да, мы сглупили. Да, она сглупила сильнее, чем я. Да, мы гонялись за острыми ощущениями. Поймали. Хватит на всю оставшуюся жизнь!
– Не спорь. Я все решил. Марк будет тебя сопровождать везде. Точка. Станешь выпендриваться, применит силу. Даже наручники, если понадобится. Ясно выразился?
– Я сейчас еду на похороны лучшей подруги и сторожевые псы мне без надобности!
– Вероника, он едет с тобой! Точка.
– В таком виде?
– Не переживайте, Вероника Валерьевна! – Голос тихий, от него внутри начинает все вибрировать. – Я переоденусь.
Мне кажется или он надо мной ржет? Впрочем, может быть, шрам придает его лицу такое слегка насмешливое выражение.
– Рожу тоже переоденешь? – огрызаюсь я, разворачиваюсь и мчусь к себе в комнату.
Замираю на секундочку и, удостоверившись, что отец поднимается следом, с чувством ударяю дверью о косяк. Пусть знает – я оскорблена.
Марк
– Тронешь ее хоть пальцем, а тем более еще каким-нибудь местом – убью. – Самбурский говорит это таким тоном, что вопросов не возникает: он не шутит. – Она у меня девочка красивая, капризная и избалованная, но невинная. Пусть тебя не обманывает ее поведение. Ника может корчить из себя все, что угодно, но трахать ее будет только законный муж. А ты, при всем моем уважении, на эту роль не тянешь.
– Так, может, стоит нанять кого-то постарше, чтобы наверняка, – Стараюсь, чтобы голос звучал ровно, хотя внутри я напряжен, как пружина. Зря я сюда пришел.
– То есть себе ты не доверяешь?
– Речь не обо мне, а о вас. Доверяете ли вы мне. Если нет, то какой смысл пробовать сотрудничать?
– Меня просила твоя мать. – Самбурский вздыхает. – Ей я отказать не могу – это раз. Я знал твоего отца, я обязан ему жизнью и на своем пути не встречал более честного и преданного человека (но тут вопрос: теми ли я путями хожу). Он не мог воспитать своих сыновей иначе. Мудаки они, знаешь ли, растут в наших кругах. Им бы я Нику не доверил. И все эти элитные охранные агентства… прости, но там воспитывают эскортников. Мне это не подходит, мне нужен человек, на которого я могу положиться. Я ответил на твой вопрос?
– Вполне.
– Тогда жду от тебя ответной любезности.
– Я услышал ваши требования, – Марк кивает. – А также я отдаю себе отчет, что совсем не тот типаж, который может зацепить молоденькую, богатую девчонку. Неужели вы сами не видите?
Самбурский смотрит на мою недовольную, небритую физиономию. Я прекрасно знаю, что он видит. Одну щеку рассекает шрам. Он же задевает уголок губы. Взгляд спускается к глухому вороту водолазки, но даже над ним виднеется пара шрамов. Следы на мне везде, но людям обычно хватает и этого. Валерий Иванович читал досье и знает, меня буквально по кускам собрали. Я не сидел бы перед ним, хмурясь, если бы не мать. Не только потому, что не пришел бы сам устраиваться на работу телохранителем к взбалмошной малолетке, просто не выжил бы. На мне уже поставили крест. Не знаю, что связывает ее с Самбурским, но когда она впервые за двадцать пять лет дала о себе знать и просила о помощи, он не отказал. Деньги и связи помогли выкарабкаться, но внешность стала, прямо скажем, специфическая. Самбурский морщится, закончив изучение, и выдает вердикт, не такой как я ждал, но в целом верный.
