Сидели в центральном кафе в центре Большого города. Недалеко от своих центральных офисов. Очень близко к центральной площади с памятником центральной фигуре центрального ведомства Странной страны. Самая сердцевина. Стержень самой самости. Центра…
Солнечный день. Рвущиеся прочь тени деревьев, зданий, прохожих. Рвущиеся на свободу от хозяев, намертво прикованных к своим местам в мире, прилипших к самим себе. Рвущиеся куда угодно, лишь бы от.
Был еще звук – Mutism by Basic Channel. Рвущий на части рвущиеся куда угодно, лишь бы от, тени деревьев, зданий, прохожих. Шелестящий, пронизывающий до самых субатомарных звеньев звук. Мертвое техно яркой чернотой на фоне блестящей жизни солнечного дня.
Сидели, говорили о разном. О слухах, о недомолвках, о чужих жизнях. Пустословили в ожидании. Главного еще не было. Ждали. Напрягались на звук. Учтивые официанты словили настроение присутствующих. Выключили звук. Стало тихо. Пусто. Плоско. Нормально для центрального кафе в центре Большого города, что недалеко от центральных офисов и центральной площади.
Кто-то взял пива. Кто-то закурил. Увидев это, один из сидевших за соседним столиком студентов достал пачку сигарет. Кто-то заметил это движение. Недобро покосился на пачку и студента, но студент уже был слишком занят размещением в быстрограмме фотографии своего соседа за столом, чтобы обратить внимание на потенциальную угрозу. Достал сигарету из пачки. Щёлкнул зажигалкой. Кто-то положил дымящуюся сигарету на блюдце перед собой и приподнялся со стула, явно собираясь что-то сказать студенту.
– Здесь не курят, – снова словил настроение присутствующих один из учтивых официантов и попытался выключить студента. Лиловая форма одного из официантов светилась напряженной чистотой.
– Я… Но… – студент хотел было указать на уже происходящий акт курения, но, посмотрев на курившего человека, вдруг понял, кто это, и осекся. Кто-то встал из-за стола. Взял дымящуюся сигарету с блюдца. Подошёл к студенту. Студент вжался в кресло, пытаясь раствориться в атомарной структуре обшивки, пройти сквозь и исчезнуть в слоях древесины. Попасть туда, куда ранее проникал звук. Тщетно.
Кто-то уже схватил ускользающего студента за рукав, вырвав его из спасительного убежища дермантина. Дермантин треснул и выпустил студента наружу. Не всего – часть студента успела проникнуть в кресло и осталась внутри. По спинке кресла потекла кровь порванного тела. Студент застонал, закряхтел, заохал.
– Закон нельзя нарушать, – строго сказал Кто-то и потушил свою сигарету о ладонь студента. – Законы подписываются Президентом. Ты же не пойдёшь против воли Президента, так?
Студент активно мотал головой, демонстрируя свою неготовность идти против воли. Его соседи по столу виновато смотрели в пол, тщательно вытирая из зоны восприятия происходящее с их теперь уже бывшим другом. Вытирая теперь уже бывшего друга из зоны восприятия. Кто-то подождал, пока процесс стирания завершится, и вернулся за столик к своим. Получил серию одобряющих похлопываний по спине.
Сидели в центральном кафе в центре Большого города. Разместились в самом центре центрального кафе. Кто-то говорил, что тут место силы.
– Тут место силы, пацаны, – говорил Кто-то. – Надо тут сидеть хотя бы тридцать минут в день и будут силы. Обязательно перед работой, чтобы с боевым настроением вставать в строй, ну и после – перед походом домой. Тоже, чтобы боевое и достойное настроение было там. Дома оно всегда требуется.
– Да у меня и без этого сил хватает! – сказал сидящий ближе к выходу сотрудник с молодым залихватским чубом и нагло расставленными ногами.
– Смотрите какой крутой нашелся… – усмехнулся Кто-то. – А вот обяжут тебя сдавать излишки крутости в доход государства и что?
– Вообще… вопрос в другом, бро, – вдруг вступил в разговор молчавший до этого хмурый сотрудник в хмуром пиджаке поверх хмурой рубашки с не менее хмурым галстуком. – Почему он не сдаёт излишки добровольно. Вот в чём вопрос.
Хмурый сотрудник глядел на объект своего высказывания поверх толстой роговой оправы очков, недвусмысленно говорящих о ностальгии владельца по хмурым временам прошлого, когда хмурые контролировали всё происходящее в стране. Когда страна ещё не стала Странной. Когда она еще не была заселена странниками. Но зато управлялась хмурыми.
Сидящий ближе к выходу сотрудник перестал расставлять ноги нагло и плотно сжал их, демонстрируя смирение и повышенную степень адекватности.
– Правильность восприятия угроз реальности, а точнее, верная оценка наличия таковых угроз, выявление наличия угроз, а также дальнейшее изменение стратегии поведения в связи с полученными относительно угроз данными – вот базовые задачи сотрудников вне Центра, – раздался голос Главного. – Вижу, что не просто ходишь на лекции, но и применяешь знания на практике. Молодец.
Главный одобрительно похлопал сидящего ближе к выходу сотрудника по спине и сел на свободный, заранее подготовленный для него стул.
– Ждали меня, значит… Это хорошо. Молодцы. Ожидание повышает командный дух и растит внутреннюю дисциплину. Потому настоящий лидер всегда задерживается. Знает, что это сплачивает. Потому и отказывается идти на поводу у гордыни и не приходит раньше всех или просто вовремя. Да… Так, что там у нас сегодня? Где ваш Старший?
В кафе влетел запыхавшийся, раскрасневшийся, взволнованный Старший.
– Здесь я! Уф…
– Ага… Отлично. Опаздываете, однако. Нехорошо.
– Прошу прощения. Виноват. Уже записался на двойное штрафное дежурство.
– Ох уж эти ваши армейские привычки, Старший… Ну да ладно. Садитесь. Мне ещё к… ехать.
Официант в напряжённо лиловой рубашке поднёс Главному малиновый латте с двойным сахаром.
– Как Вы любите. Всегда рады Вас видеть, – почтительно называя Главного на вы с большой буквы, поклонился официант. За его спиной в шеренгу выстроились сотрудники кафе и не менее почтительно улыбались.
Официант в вязаных синих брюках вручил Старшему полотенце обтереться и сбрызнул его парфюмированной водой – Главный не любил, когда от находящихся рядом людей исходит яркий натуральный запах. Поэтому вступающих с Главным в контакт предварительно обрабатывали.
Тем временем солнечный день подходил к концу. Уже вечерело, но кроме заходящего солнца встречу в кафе сопровождали внезапно затянувшие небо серые облака. Не дождевые, нет, но серые и… хмурые. Плоский серый свет вместо глубокого солнечного. Хмурая двухмерность бытия. Прямая и понятная. Без малейшей возможности сбиться с пути в тени подворотни. И, конечно, никаких больше звуков. Всё строго. Тихо.