– Василич, подъезжай ближе, как сыпать будешь? Тут пригорок! Сейчас высыплешь на него, как потом песок растаскивать на весь берег? Лопатами? Я как-то, знаешь, наработался уже сегодня. Ближе, ближе ко мне подъезжай! Еще! Еще! – смуглый крепкий парень в белой майке жестами показывал, куда именно нужно подъехать самосвалу, груженному песком.
Берег реки густо зарос травой и был слишком крутым для песчаного пляжа. Но с руководством не поспоришь: сказано высыпать остатки песка именно сюда – надо сделать это без лишних вопросов.
Молодой рабочий Михаил Ромин морщился. Он прекрасно понимал, что долго этот песок здесь не пролежит.
– Чего морщишься, Ромин? – толкнул его смуглый в грудь. – Вот будешь прорабом, сам станешь решать, куда сыпать, куда не сыпать. А сейчас выполняй. Быстро закончим и в закусочную – цок-цок-цок.
Василич вылез из кабины, закурил, присел рядом с Роминым и смуглым.
– Слышь, Василич, Ромин без году неделю работает, а уже недоволен. Не нужен, говорит, тут песок, не место тут для пляжа. Начальство ему не указ, понял как? – хохотнул смуглый.
Водитель похлопал Ромина по спине и по-доброму улыбнулся:
– А мы откуда знаем? Может, нам только и нужно, что песок этот утилизировать. С другой стороны глядя, вот оно что выходит: пусть пробудет пляж, сколько пробудет. Ты, Ромин, дочку свою приводи сюда, похвались ей – папка песочку привез, самолично.
Ромин сплюнул, напряг челюсть, ядовито огрызнулся:
– Вообще-то, у меня сын. Это первое. Второе – далеко нам с ВДНХ сюда ездить. Умник…
Василич удивленно глянул на Ромина:
– Сын? Странно… Вроде дочь же? И жена твоя говорила про дочь, когда гуляли на Новый год… Интересное кино получается…
Отец снова не доволен.
Он всегда сердится, когда не помыты полы и кастрюля с супом не убрана в холодильник.
Мать старалась, готовила, а ты так относишься? – кричит.
Да, можно сказать ему: папочка, прости, но это уже не помогает.
Он говорит: ты уже выросла, прекращай эти детские сопли.
Откуда берется его злость? Он нависает надо мной, словно гнилое дерево.
Кричит: попробуй сделать что-нибудь сама. Слабо приготовить кастрюлю супа? Знаешь, сколько сил на это надо? Ты хочешь, чтобы он прокис? В нем, между прочим, ценное мясо, лук и картофель. Кто ты такая, чтобы дать всему этому погибнуть?
Знаю, что не поможет, но все равно говорю «папочка, прости».
Он чуть успокаивается. Садится за стол напротив меня. Потирает вспотевшие виски своими огромными руками. Закрывает глаза.
Я поджимаю ноги, обнимаю их. Привычно ставлю подбородок меж коленей. Строю из себя грустную дочку.
А я и правда грустная. Нельзя. Нет, нельзя все сделать правильно. Он все равно найдет то, что происходит не по его законам. Сегодня – полы и суп, вчера – тройка по физкультуре, позавчера – слишком поздний приход домой. Перечислять можно долго.
Он открывает глаза и смотрит. Складывает руки на столе. Медленно шевелит пальцами. Они словно лапы жирной крысы. Его крупные плечи оживают, приходят в движение.
Он зевает. И все смотрит, смотрит…
А потом придирается дальше: ты посмотри на свой халат. Это ведь домашний халат, правда? Так почему он у тебя весь в пятнах? Ты что, работаешь в нем на стройке? Вот я прораб. У меня полно строителей. Пока длится рабочий день, они могут позволить себе ходить в грязной одежде. Они работают, понимаешь? Строят дома, больницы, детские сады и школы. Ты – подросток. Какого черта у тебя домашний халат весь в дерьме, а? Ты можешь ответить на этот элементарный вопрос отцу?
Снова закрывает глаза, трет виски. А я молчу.
Он все не унимается: иногда мне кажется, что ты не мой ребенок. Вот у меня черные волосы, у матери тоже. А ты почему с рыжиной и кудрявая? Почему худая?
У всех дети как дети. Вовремя приходят из школы, получают хорошие оценки, уважают родителей. А ты чего делаешь? Не может быть у меня такого ребенка, не может!
Его несет и несет: знаешь, что умел твой дедушка? Он мог спать рядом с мертвецом.
Был такой случай. В Ивановке, где он вырос, умерла соседка по дому. А он как раз в гости приехал к твоей прабабке. Это не так уж давно и было-то. Его нет сколько? Лет десять? А случай тот произошел… лет двенадцать назад.
В общем, куда-то все ушли, кто за попом, кто за самогоном, кто за чем. А он один остался в доме с мертвячихой. И долго что-то никто не шел. И дед твой взял да и спать лег. Комнатка маленькая у них была, гроб стоял прямо рядом с диваном. А он свет выключил – и тут же спокойно заснул.
Понимаешь? Твой дед, не кто-нибудь. Ты вот так можешь? Что ты вообще можешь?
Когда отец начинает нудно рассказывать случаи из жизни, лучше не перебивать. «Папочка, прости» нельзя не только произносить, но и думать. Может стать еще хуже. Отец весь покраснеет, взбугрится, станет выше, чем есть, будет трястись. А при его росте это выглядит по-настоящему страшно.
В детстве мать шутила над моими рыжими волосами. Говорила, что, когда была беременна, у нее был рыжий кот. Он все время лежал на ее животе, вот и передалось. Отец говорил, что застрелил его, но это неправда. Он просто умер от старости.
Он все говорит и говорит. Про своих рабочих, про друзей и давно забытых сослуживцев. И все они значительно лучше, чем я. Все во много раз превосходят меня.
Я сильнее стискиваю ноги руками. Только я сама могу обнять себя по-настоящему. Только я одна знаю, что не стоит этот суп таких скандалов. Сижу и думаю про суп, ненавижу его. Отец улавливает это.
Говорит: надеюсь, этот разговор у нас в последний раз. Еще раз не уберешь суп с плиты в холодильник, заставлю съесть всю кастрюлю. Засеку время – не съешь его весь ровно за минуту, посмотришь, что будет.
Привстает, напирает на меня: посмотришь, что будет, ясно тебе?!
Киваю сначала еле заметно, потом сильнее. Из глаз сами собой начинают литься глупые слезы. Он не любит этого больше всего на свете. Он смеется, скрестив руки на своей волосатой груди.
Дразнит сквозь смех: вот теперь ты снова похожа на свою мамашу. Одно лицо, надо же! Вы не мать и дочь, вы прямо сестры!
Прекращает смеяться. Становится сначала злым, затем будто равнодушным. Лезет в холодильник. Наливает молока из бидона в свою любимую кружку с жирафом. Залпом выпивает.
Идет в коридор и начинает собираться на охоту.
Кричит, распахивая дверь: бегом стирать халат, а потом полы мыть! Вернусь, проверю. Смотри мне, двоечница, чтобы все было сделано на отлично!
Ушел. И нужно мыть полы. Воскресенье будет без отдыха. К ночи он вернется. Вместе с мясом.
