Предметом методологического, теоретического и методического рассмотрения в данной работе является речевая художественная форма литературного (прозаического) произведения как относительно отдельная составляющая часть (уровень) его художественной структуры. Согласно исходным установкам данного рассмотрения, подкрепленным выводами, речевая художественная форма произведения как таковая противостоит в его художественной структуре, с одной стороны, его содержанию (как авторской модели мира), с другой – его литературной форме, а с третьей – его языковой форме («языковой упаковке», по выражению В.П. Григорьева, или «материальной фактуре» произведения, по выражению С.С. Аверинцева).
Каждая из первых трех составляющих частей произведения – его содержание, конструирующая его литературная форма и речевая художественная форма – соотнесена со своим собственным специфическим материалом, обладает особым комплексом строевых единиц, характеризуется специфическими принципами и приемами создания писателем и восприятия (рецепции) читателем, а потому может и должна стать предметом отдельного, специального исследования.
Это обстоятельство допускает наличие в рамках единой филологической науки трех самостоятельных дисциплин, соотнесенных с одним общим объектом – литературно-художественным произведением: литературоведения (в его многих внутренних подразделениях), литературной поэтики и лингвопоэтики, прямым и строгим предметом которой является именно речевая художественная форма.
Предлагаемый в данной работе методологический, теоретический и методический очерк лингвопоэтики базируется на эстетических идеях и концепциях многих отечественных и зарубежных филологов и философов: Г.Г. Шпета, М.М. Бахтина, Б.А. Ларина, Я. Мукаржовского, А.М. Пешковского, Л.С. Выготского, Ш. Балли, М. Риффатера, С.С. Аверинцева и других.
Два принципиальных положения, извлеченные из этих концепций и лежащие в основе данного очерка, таковы. Во-первых, речевая художественная форма произведения как отдельный уровень его художественной структуры является эстетической новацией XX века; она зарождается и вызревает в произведениях широко понимаемого модерна конца XIX – начала XX века и далее претерпевает хронологические изменения в рамках различных вариантов этого художественного метода на протяжении всего XX – начала XXI века.
Во-вторых, глубинным семантическим механизмом создания писателем артемы как структурной и художественно-смысловой единицы речевой художественной формы произведения является намеренное, художественно оправданное отклонение в каком-либо слове и словосочетании (как единицах языковой формы текста) от одного из многочисленных объективных нормативов литературного языка: лексических, лексико-семантических, синтаксических, референциальных и т. п.
В постановке и решении всех поставленных в данной работе общих проблем и конкретных вопросов автор опирается на художественную практику писателей т. н. позднего реализма (конец 60-х – начало 80-х годов XX века): В. Шукшина, Ю. Казакова, позднего К. Паустовского, Ю. Трифонова, В. Распутина, В. Астафьева, раннего В. Аксенова, А. Рекемчука, Р. Киреева и других. Именно в произведениях этих писателей, «на волне» отмечаемой исследователями умеренной дистилляции (упрощения) речевой художественной формы их произведений (по сравнению, например, с «утрированной», «орнаментальной» прозой Э. Мандельштама, Б. Пастернака, А. Платонова), она как феномен достигла уровня «золотой» художественной умеренности, наивысшей методической (относительного художественного метода) отчетливости и чистоты проявления – отсутствующих в художественных текстах модернизма и утраченных прозой постмодернизма[1].
Конец ознакомительного фрагмента. Полный текст доступен на www.litres.ru
