Владимир Карнаухов - Трафарет. Книга стихов

Трафарет. Книга стихов
Название: Трафарет. Книга стихов
Автор:
Жанр: Современная проза
Серии: Нет данных
ISBN: Нет данных
Год: Не установлен
О чем книга "Трафарет. Книга стихов"

Уважаемый читатель! Это моя первая книга, здесь стихи разных направлений, есть всё: и любовь, и расставанья, радости и огорчения, так что, дорогой читатель, вам судить. Член Российского союза писателей.

Бесплатно читать онлайн Трафарет. Книга стихов


© Владимир Карнаухов, 2016


ISBN 978-5-4483-3564-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Намеренная терапия

«Глаза неразумные в санитарной зоне…»

Глаза неразумные в санитарной зоне.
Передозировка зла, – чернеет душа,
Поэтому лечить душевнобольного в неволе
Надо индивидуально и не спеша.
Насадили уверенно разгорячённое чучело
На десятикубовый шпиль шприца,
Чтобы дядю в основном не мучило
Рвать злорадством чужие сердца.
«Клиника» приятней звучит, чем «дурдом»…
Крепкий медперсонал, невозмутимые доктора —
Они до минимума изменят твой мозговой объём,
Не касаясь воспалённого лба.
Осень отпишет багряным почерком по листве,
Зима нарисует за окном снежный кокаин.
Ещё ты будешь скучать по весне
И вытягивать свежий воздух из форточных дыр.
Потом перекроет горло непримиримый коллапс,
Стихнет зло от намеренной терапии, —
Поздравят с успешной выпиской вас.
И ты, здоровенький, снова станешь гражданином
России.

«День потел на телах оголённых…»

День потел на телах оголённых
И синел от морской красоты.
Трепет солнечный для изумлённых
Приближал бархат тёплой волны.
Пляж лишал обязательство долга
И бесстыдно творил чудеса.
Даже опыт морского волка
Отводил от такого глаза.
Всех размеров фигуры в натуре
И размах сокрушающих поз…
Здесь не надо кричать о культуре:
Неизбежно получишь невроз.
Огнедышащий луч настигал
И просушивал до ожога.
Отдыхающий не возражал
Против романтично-очаровательного итога.

«– Что ж ты, Родина, хромаешь?»

– Что ж ты, Родина, хромаешь?
– Со слезами на глазах
Я, солдатик, в дом шагаю
К людям в страшных сапогах.
– Далеко ль тебе идти?
– Вечность, бедный часовой, —
В чёрный лес наискосок,
Незаметной той тропой.
– Что же ты без провожатых?
– Грусть одна – моя сестра.
Грусть у нас – грузи лопатой.
– Ты б – с почётного угла…
– Вот почётный угол мой.
Здесь – с великого креста —
Началась, мой часовой,
Русской скорби вся беда.
…Поклонилась трижды в пояс,
Помолилась у крыльца,
Хромотою беспокоясь,
В дом Ипатьевский зашла.
Не ищите повторенья:
Вид дубравный – лишь краса…
На засыпанном прощенье
След остался сапога.

«Любовь не ограничивается временем…»

Любовь не ограничивается временем:
Надоест, значит, отяготила.
Случалось такое и с Анной Карениной:
Одному – чуть больше, другой – не хватило.
Остаётся только ветер в ушах —
Уже простуженный и мерзкий,
Состоящий из измен и греха,
Но всё ещё возбуждающе дерзкий.
Но колёса сделали своё дело,
Любовь в тяжёлых постелях замерла.
Осталось пыльное бездыханное тело
И невидимая, но липкая пустота.
Легко пить двойную порцию счастья,
Обвораживая её иллюзией,
Проливать случайно кофе на платье
Для игривой беспечной прелюдии.
Голод сердца заполняется кровью,
Хаос не восстанавливает с правдой ложь,
Всё красивое будет называться любовью,
Остальное, – как пьяный дебош.
Поэтому существуют вокзалы,
Холодные водоёмы и пруды…
Перегруженные железом водолазы
Вытаскивают всё любимое из воды.

«Восковая фигура лета…»

Восковая фигура лета…
Мы с тобой распределяем дела.
Вертится голос на ткани света
В добром здравии и полного ума.
Верившие друг в друга,
Раздаём с улыбкой оптимизм.
Ты – мой товарищ и верная подруга,
Я – встроенный в твоё сердце механизм.
Облегчение бомбардировок быта
Сопутствует нашему настроению.
Тот, кто начинал у разбитого корыта, —
Противник пятому измерению.
Мы не замахиваемся на богатство—
Несём свою «подъёмную» ношу,
И распределение не напрасно:
Делает дом хорошим.

«Вот она – любовь: с длинными ногами…»

Вот она – любовь: с длинными ногами,
С чуть вызывающей грудью,
С большими необыкновенными глазами
И ей только понятной сутью.
Вот она – любовь: неспокойная стихия души,
Обморок сердца в перспективе,
Подполье чувств со стремлением любви,
Взбудораженных на адреналине.
Вот она – любовь: как гончая перед прыжком.
Ты нашёл её, а она тебя – нет,
И всей массой надо оставаться мужиком
С нажимом на утешающий букет.
Вот она – любовь: с немотивированной радостью,
С ночным сторожем в голове,
С безумно овладевающей сладостью
От улыбки на её лице.
Вот она – любовь. Пока ещё любовь,
Принятая только тобой,
Но уже меняющая ненавистью кровь
За расхищенный мир и покой.

«С позиции приспособления был плен…»

С позиции приспособления был плен,
Начинало рябить лихолетье.
На скорости звука ты другом подсел,
И стало понятней столетье.
«Утро вечера мудренее»
Отразило свою взыскательность.
От странствий мы не стали слабее —
Укрепили веру и значимость.
Сейчас тебя не стало,
Но осталось твоё притяжение,
Осталось внутреннее начало
Страховки моего заземления.

«Прикоснусь к тебе словом хорошим…»

Прикоснусь к тебе словом хорошим.
Пробуждение от суеты
Станет платьем твоим роскошным.
Лечит время от слепоты
Всё, что брошено было зря
С расстояния горьких обид.
В покровительстве наше я,
Отживёт – как ненужный нам вид.
И дыхание солнца в луче
Нам предложит сойти за пару,
Чтобы танец, скользнувший извне,
Разметал до частиц преграду.

«Я поищу тебя у вечности…»

Я поищу тебя у вечности
И попрошу зажечь звезду,
Чтобы сияла в бесконечности
Душа, подобная лучу.
Я буду знать, что рядом ты,
Что город, нам принадлежавший,
Живёт от нашей теплоты
Не только радостью вчерашней.
Где замирает мир в ночи,
Благоухая в благочестии,
Проходят сквозь меня лучи,
С твоим желанным мне известием.

«Метёт улицу ветер мою…»

Метёт улицу ветер мою,
И прошедшее в угол сметает,
Где потрёпанную судьбу
Скорбный ангел перебирает.
Приподняться не морщась от боли, —
Несомненно явление веры,
Но сметённое против воли
Назначает другие меры.
Скорбный ангел на том же углу
Всё прошедшее перебирает.
Метёт улицу ветер мою
И судьбу, омрачая, сметает.

«Бражничает душа под хмельком весенним —…»

Бражничает душа под хмельком весенним —
В русской хватке безнравственности,
С особым мужицким дерзновением,
С мучительным непониманием и страстностью.
Так вышла тоска – позаимствовать сердечное,
Вздрагивая слезами дождя холодного,
По простому споря о вечном,
О вере духа народного.
Подсели друг к другу люди обычные,
И вьючит их жизнь долготерпением.
Переходят они в разговоре на личное,
Где ждёт безрадостное изменение.
Пробирает хмель, на отдушину тянет —
Высвободиться от всего брагой счастья.
В опустошённой душе, может, и полегчает —
«Без дураков» почти в одночасье.

«Любовь, как медвежатник ушлый…»

Любовь, как медвежатник ушлый,
Вскрывает трудные сердца,
Щелчок прослушивая нужный
Внутри секретного замка.
Испытывая на тишине
Возможность достиженья,
Позволит мучится вдвойне
На выдохе последнем.
Когда раскроет сердца двери
И каждому отдаст своё —
Сюжеты, встречи, жар постели,
Разлуки холод и тепло.
Сугубо личное всем в руки —
За просто так владейте, люди!
Ищите трепетные звуки,
Раскрашивайте любовью будни.

«Просыпаюсь с грехом пополам…»

Просыпаюсь с грехом пополам.
Бессвязное блуждание
И судорожный сарказм
Проблемного выживания.
Размашисто перекрестясь

С этой книгой читают
По истечении лет хотелось бы увидеть, с чем жил, что познал и, оглядываясь назад в жизненные отрезки, зафиксированные в своих стихах, осмыслить путь творческой стези, выпавшей на мою поэтическую долю. Член Российского союза писателей. Это моя третья книга в издательстве Ridero.
Почему «Погрешность»? Насколько мои стихи западут в сердца и души читателей, будут ли они жить дальше или предадутся забвению?.. Стихи на разную тематику, есть даже сказка. Опять же – вам судить. Это моя вторая книга в издательстве Ridero.
Действие романа происходит в конце XVIII века во времена правления Павла Первого. Привычный образ императора – тупого солдафона и полоумного деспота, помешанного на муштре и смотрах, подозрительного и кровожадного, – рушится с первых же страниц книги. С одной стороны, это мечтатель, нежный и любящий муж и отец. С другой – неуравновешенный, деспотичный человек, власти которого нет границ, приступы ярости и гнева его непредсказуемы. Придворные интр
Сотни лет живет в памяти жителей Крюгендорфа легенда о страшном черном звере, появляющемся лунными ночами на улицах города и забирающем души отъявленных грешников. И зверь тот – любимая пантера графа Людвига Опенгейма, сподвижника императора Фридриха, основавшего Крюгендорф и завещавшего его людям жить в праведности. Молодой амбициозный актер Давид Гедеон, прочитав однажды объявление на куске промокшей газеты, даже не предполагал, что пойдя в уче
Валентин Петрович Катаев – один из классиков русской литературы ХХ века. Прозаик, драматург, военный корреспондент, первый главный редактор журнала «Юность», он оставил значительный след в отечественной культуре. Самое знаменитое произведение Катаева, входившее в школьную программу, – повесть «Белеет парус одинокий» (1936) – рассказывает о взрослении одесских мальчиков Пети и Гаврика, которым довелось встретиться с матросом с революционного броне
Настя – обычная мама-одиночка, которая сама решает все проблемы и воспитывает дочь. В ее жизни нет места мужчинам. Но все меняет обычный новогодний корпоратив.Казалось бы, нужно прийти, спеть песню по приказу «любимого» руководителя и все! Но тот, с кем Насте пришлось выступить, оказался совсем не таким мужчиной, как она думала.К сожалению, теперь это заметила не только она, но и все незамужние дамы офиса…