Непрерывный стук в дверь в конце концов заставил капитана Родина оторвать голову от подушки.
Шатаясь и проклиная раннего гостя, он подошёл к двери. На пороге стоял замначальника розыска Кожин.
Родин, потирая глаза, с упрёком и недовольной гримасой выпалил:
– Иваныч, какой леший тебя принёс в такую рань?! Дай хоть девятого мая отдохнуть!
Кожин, за многие годы службы привыкший к такому отношению оперов, как и к фамильярному обращению, безапелляционно заявил:
– Собирайся, поехали! Там голова на заборе висит.
Родин почесал грудь и непонимающим взглядом посмотрел на Кожина.
– Иваныч, ты что, перепил вчера? Какая голова?
Кожин шагнул в коридор, достал из внутреннего кармана пиджака бутылку пива, открыл её об угол стоящего в коридоре аквариума, протянул Родину и невозмутимо ответил:
– Обыкновенная, человеческая, отрезанная.
Родин приложился к бутылке, вместе с влитым пивом пришло прояснение сознания, которое с сожалением констатировало, что преступление неординарное и отвертеться не удастся. Родин проводил раннего гостя в крохотную кухоньку однокомнатной хрущёвки и попросил:
– Иваныч, сделай кофе, я пока душ приму.
Ванная, по размерам ещё меньше, чем кухня, совмещала собственно саму ванну и унитаз. Родин протиснулся между ними и открыл душ. Прохладная струя воды принесла облегчение.
– Говорил же Родьке: «Четвёртая лишней будет!» – пробубнил он, ловя струи воды.
Растёршись докрасна махровым полотенцем, Родин вышел из ванной, достал из шкафа аптечку, выломал из пачки четыре таблетки аспирина, запил их остатками пива и прошёл на кухню, где уже соблазнительно пахло кофе. Отхлёбывая из кружки, Родин посмотрел на Кожина:
– Шеф, пока кофе пьём, введи в курс дела.
– Да я сам не больше твоего знаю: позвонил дежурный, сказал, что на заборе десятой школы висит человеческая голова, жилец из дома напротив гулял утром с собакой и обнаружил.
– Так, может, это манекен, что он там спросонья понять-то мог?
– Он врач, Серёга, поэтому ошибка исключена, он даже рассказал, что голова отрезана профессионально, между позвонков…
– Иваныч, ты помнишь что-нибудь похожее?
– Ну, была у нас расчленёнка раза три, а такого не помню.
– Я, помню, где-то читал, что индейцы вешали отрезанную голову напротив дома врага для устрашения или назидания. Может, какой-то псих книжек начитался?
– Чего там думать, сейчас поедем и посмотрим.
Перед домом стояла свеженькая «Нива» Кожина. Как-то, примерно год назад, её угнали, тогда Родин, который руководил группой по борьбе с преступным автобизнесом, перевернул весь город, но вернул начальнику «железного коня». С тех пор он был на особом, привилегированном положении. Ему часто прощали его дружбу с Бахусом, его загулы. С другой стороны, Родин, возвращаясь с орбиты, как он сам любил это называть, мог за неделю раскрыть преступлений столько, сколько весь отдел не раскрывал за месяц. Но более притягательным было то, что два свободных кабинета в отделе всегда были доверху забиты изъятыми запчастями, и все, включая Кожина и начальника угла Саенко, время от времени подкармливались кто трамблёром, кто аккумулятором.
Когда подъехали на место происшествия, там уже были все, включая судмедэкспертов.
Закин, которого по имени никто не знал – так долго он работал в СМЭ, вынес свой вердикт:
– Голова отрезана от трупа, время смерти между тремя и четырьмя часами ночи, – и как бы между прочим добавил:
– Думаю, нападавший либо мясник, либо охотник, очень уж умело отделил голову от туловища. Да, на голове отсутствует правое ухо, зачем оно ему понадобилось, думайте сами.
На заборе между пролётами действительно висела человеческая голова, лицом обращённая к дому семнадцать по улице «Дружбы Уродов», как шутейно любил называть улицу Дружбы Народов Веселов Серёга, оправдывая свою фамилию, – остряк и весельчак.
Веселов стоял рядом с головой, в одной руке держа булочку, в другой – бутылку молока. Работа в убойном отделе лишила его брезгливости, он пытался в уме набросать очередной рассказ.
«Пасмурное утро явило городу отрезанную голову Коли Рябы», – цитировал он.
В этот момент все обратили внимание на висевшую голову и как один узнали в ней лицо известного уголовника Николая Рябченко по кличке Ряба.
Этот факт придал бодрости операм: Ряба – личность скандальная, все его связи в угро известны, поэтому раскрыть преступление большого труда не составит. Ободрённые этим обстоятельством, оперативники принялись осматривать примыкающую территорию.
Минут через десять из-за школы раздался голос Родина:
– Сюда!
Начальник убойного – Коля Саенко, родной брат начальника угла – обратившись к напарнику, сказал:
– Он что, дерьмо в детстве ел, что ли, почему ему всегда везёт?!
Пряхин курил сигарету и, направляясь в ту сторону, откуда кричал Родин, ответил:
– А ты не завидуй, просто он фартовый.
Подойдя к Родину, который стоял возле мусорных баков за школой, увидели распростёртое на земле обезглавленное тело, виднелись следы волочения, из чего можно было сделать вывод, что убийство произошло в другом месте.
Пряхин посмотрел на Родина, улыбнулся:
– Слышь, Серёга, Саенко говорит, ты дерьмо в детстве ел, поэтому тебе везёт. Может, ты на фортуне и место убийства найдёшь, чтоб нам здесь до второго пришествия не шакалить?
Родин осмотрелся: ночью прошёл дождь, следы волочения видны только возле трупа, собака, вероятно, след не возьмёт.
– Если найду, с тебя пузырь конины, – сказал он Пряхину
– Договорились, – ответил Пряхин, – только уговор: пьём вместе.
Осматривая труп, обнаружили, что у него отрезана правая кисть.
– Он что, коллекционер, что ли? – вслух размышлял Пряхин, – на кой она ему? Ухо ещё… Первый раз такое вижу, ей-богу!
– Не поминай имя Господа всуе, – философски заметил Родин и удалился зарабатывать себе на коньяк.
Тем временем замначальника угла Кожин решил взять быка за рога. Прихватив с собой двух оперов, отправился по месту жительства матери Рябы.
Дверь открыла женщина средних лет, ухоженная, было понятно, что она на себе не экономит.
Не дав ей времени собраться с мыслями, Кожин с порога заявил: «Твоему сыну голову отрезали, знаешь, кто это мог сделать?»
Выронив из рук плойку, побледнев, Ольга Николаевна – так звали мать Рябы – прислонилась к стене и стала оседать на пол, теряя сознание. Вспомнив, что у неё слабое сердце, Кожин вызвал бригаду скорой помощи. Прибывшие медики привели Ольгу Николаевну в чувство, и Кожин продолжил дознание.
Слегка напуганный обмороком матери Рябченко, Кожин немного отпустил удила и уже спокойно спросил:
– Ольга Николаевна, когда вы последний раз видели сына?
