Трава полевица
Последний нынешний денечек
Гуляю с вами я, друзья.
В нашей деревне была такая традиция – провожать людей на войну этой песней. Не успела кончиться одна война, как опять что-то начинается. Летят самолёты, гудят самолёты, день и ночь, день и ночь. Не один и не два и не три, а словно стая птиц летит теперь на восток. Так что, меня провожают не на службу в армию, меня провожают на войну.
Это была не столько песня. Это был плач. Это был крик души, когда нет иного выхода, когда невозможно что-либо изменить. Этот крик вырывается у всего живого, даже дерево, падая, умирает с криком. Всего больше убивалась бабушка. Она говорила: «Васька, я тебя больше никогда не увижу». Она знает, она чувствует, она не ошибается, она в своё время проводила троих: двух сыновей и зятя, и ни один из них не вернулся.
Летят самолёты, гудят самолёты, день и ночь, день и ночь. Вот под эту музыку и под эту песню я прощался не только с родиной, я прощался с жизнью. Впереди три года службы и неизвестно что будет.
Но пролетели эти годы, подходит к концу моя военная служба. И вот я пишу письмо на родину.
Дорогие родные, служба моя подходит концу. За три года службы всё изменилось. С радостью сообщаю, что войны теперь не будет никогда. Мы стали настолько сильны, что не найдётся теперь такого солощего>1, чтобы напасть на нашу великую державу. У нас даже появилась возможность сократить вооруженные силы. Теперь не нужна нам такая большая армия. Повернулись лицом к сельскому хозяйству. Принята государственная программа по освоению целинных и залежных земель. Из нашей части, кто знаком с сельским хозяйством, собираются туда ехать. Вот и я с группой моих сослуживцев завтра отправлюсь на уборку урожая куда-то на Украину. На этот раз, ты ошиблась, бабушка, скоро с тобой увидимся. Вернемся с уборки и будем паковать чемоданы.
Твой внук Василий.
Продлится наша командировка два месяца. Кортеж наш состоял из четырёх автомобилей: «козлик» с нашими командирами, подполковником Семёновым – командиром дивизиона, капитаном Григорьевым – командиром батареи, оба фронтовики, и командиром взвода, только что прибывшим из училища, нашим ровесником. Следующие два автомобиля с солдатами в количестве двадцати человек, все последнего года службы. Замыкающим был фургон с полевой кухней на прицепе.
Ехали по неглубокой балке. Впереди, поперёк нашего пути увидели тучку. Так как машины, на которых ехали солдаты, были открытыми, решили остановиться и переждать дождь.
>1Солощий – неразборчивый в еде, прожорливый.
Все расположились на травке, тучка была небольшая, и мы надеялись, что долго она нас не задержит. Между тем, через какое-то время послышался шум похожий на шум ветра в лесу, хотя ветра и леса здесь не было. Через мгновение увидели вал воды, который катился на нас по балке, словно прорвало плотину. Так бывает нередко в степи после дождя. Вода из одной балки устремляется в другую, затем в третью, сметая все и на своём пути. Так наши машины оказались в воде по самые кузова. А мы лишь успели выбежать на возвышенность.
Засияло солнце, под ворчание отдаленного грома, мы ехали по чистой вымытой дороге. Воздух, насыщенный озоном, был свеж и приятен. С обеих сторон закружились поля: то со стройной кукурузой, то огромный ковёр подсолнечника, то волновал ветер, словно водную гладь, пшеничное поле. Вот она, ридна Украина.
Кончается наша служба, каждый, наверное, видит себя на родине – кто в горах Кавказа, кто в степях Казахстана, кто на просторах Сибири. Во мне же, одновременно, были и радость, и грусть. Я, поклонник Николая Васильевича Гоголя, радовался, что выпало мне такое счастье – пожить среди его героев. Ещё одна радость, что едем мы не воевать, а хлеб убирать. Ну, а грусть, от того, что это наша последняя совместная поездка. Вернемся с уборки и разлетимся по стране, словно птицы. Смотрю на них и горько становится, едва ли когда удастся свидеться. За эти три года, словно братья-близнецы стали. Смотрю я на них и думаю: вот так и останутся в моей памяти навсегда, вот такими вечно молодыми.
Село Веселиново, куда мы прибыли, приняло нас, как заведено на Руси хлебом-солью, цветами, музыкой и песней. Село, дворов на триста, расположено вдоль балки и на её склонах. Место нам отвели на склоне балки, напротив центра села, рядом с плантацией шелковицы. Здесь была печь с двумя котлами и стожок соломы в качестве топлива. Мужичок на таратайке привёз мешок картошки, высыпал под куст со словами:
– Вы, ребята, выбирайте что получше, а остальное я потом увезу.
Так наш первый день прошёл весь в хозяйственных хлопотах. Мне же, с одним из моих товарищей, поручили получить хлеб в пекарне, которая располагалась в одной из хат села, где вдоль стен по лавкам сидели румяные караваи. Хозяйка этого заведения была под стать своим изделием. К нашему огорчению, чёрного хлеба не было.
Ближе к вечеру поступило известие, что в селе вечером будет кино. Клуб в селе, как потом выяснилось был, а мероприятия это организовали на улице, очевидно для того, чтобы было проще слияние нашего коллектива с местными. Экран из белой простыни висел на стене какого-то сарая. Сидеть было не на чем. Электричества в то время в селе не было. Тарахтел движок, запущенный заранее. Луч света падал на экран, на звук и свет подходили люди, в основном это были девушки, парней и людей постарше было мало.
Начали образовываться пары, я тоже стал высматривать подходящую жертву. Только я приметил девушку, которая мне приглянулась, как к ней подошел местный парень. Так первый мой заход закончился провалом. Другая девушка, замеченная мной, была атакована и взята в плен двумя нашими солдатами. Затрещал аппарат, появились первые кадры, и я, в полном одиночестве, пошел смотреть на экран. Но есть еще бог на свете! Из темноты, как райская птичка, выпорхнула юная девушка, среднего росточка, в темном платьице и скромных туфельках. Она суетилась, вытягивая шейку, искала место, что бы лучше было видно экран. Я поспешил навстречу ей.
– Девушка, вот здесь вам будет удобно – предложил я место, где стоял.
Под ногами лежало несколько досок, получилось некоторое возвышение. Она согласилась. Я был счастлив. Пока шло кино, я мало что видел на экране, да и она тоже уделяла больше времени мне, чем фильму. Выяснилось, что звать ее Мила, живет с мамой и старшей сестрой, парня нет, отец не вернулся с фронта, отроду семнадцать лет. Я был рад прежним своим неудачам, и считал, что мне повезло, что встретилась мне именно эта девушка. На экране замелькали последние кадры и надпись «конец». На мое предложение проводить, Мила с каким-то легким испугом возразила:
