1.
В процессе работы над книгой «Война на весах Фемиды»1, автору удалось обнаружить в ведомственном архиве Управления военных трибуналов статистическую сводку о судимости военнослужащих РККА за первый год войны (с 22 июня 1941 года по 1 июля 1942 года). Она содержала подробные сведения о количестве осужденных бойцов и командиров – с указанием воинских званий, статей Уголовного кодекса РСФСР и назначенных трибуналами наказаний2. Эти сведения полностью совпали со статданными, которые позже нашел в подвале Верховного Суда Российской Федерации на улице Воровского, 15 (ныне Поварская)3.
В статистической сводке сначала указывались отдельной строкой лица высшего начсостава – осуждено: генерал-майоров – 12, контр-адмиралов – 1, дивизионных и бригадных комиссаров – 2… Далее шел по нарастающей перечень количества осужденных из числа комбригов, полковников, майоров, лейтенантов, рядовых…4
Некоторое время автор полагал, что эти цифры – точные и соответствуют реальной картине. Однако дальнейшее изучение показало, что ни военно-судебная статистика времен войны, ни большинство послевоенных научных публикаций на эту тему (включая исследование группы генерала Г. Ф. Кривошеева5) не отражают действительности. Эти цифры – намного ниже реальных.
Причин выявленного несоответствия несколько.
Первая группа причин связана с несовершенством и запутанностью системы статистического учета тех лет. Не все донесения с фронтов своевременно доходили до столицы. Далеко не все арестованные в годы войны, были затем осуждены. Широко практиковались расстрелы без суда и следствия. Так, 16 июля 1941 года правом расправы над нарушителями присяги и изменниками Родины Государственный комитет обороны, по сути, наделил «командиров и политработников всех степеней», а 17 ноября 1941 года право внесудебной расправы получило Особое совещание при НКВД СССР.
Вторая группа причин относится уже к нашим дням. Известно, что в советские времена в результате сокрытия или дозирования информации многие события военных лет (особенно – начального периода войны) оказались искаженными до неузнаваемости. В частности, была вымарана, полностью исчезла из исторических сочинений криминальная изнанка войны.
Завалы исторического бурелома историки начали активно расчищать только в 90-е годы. Но сегодня этот процесс приостановился. Предлагается двигаться в обратном направлении. Как теперь говорят, в тренде – писать в основном о победах и героических подвигах. Но не о допущенных ошибках и серьезных просчетах. Неудивительно, что в этом потоке все чаще звучит мнение об излишней переоценке влияния репрессий на провалы начального периода войны. Некоторые пытаются доказать, что они практически не связаны с трагедией 1941 года.
Ну что тут сказать?
Только лишь то, что военачальники-фронтовики, в том числе маршал Г. К. Жуков, уже давно высказались по этому поводу. И мнение их однозначно – не будь предвоенных репрессий в отношении военных, не было бы и трагедии лета 1941 года6. Добавим к этому, что объективность оценок при анализе вопроса о репрессиях напрямую зависит не только от количества репрессированных, но и от учета созданной в армейских кругах атмосферы страха перед репрессиями. Она сковывала инициативу командиров и начальников, лишала их возможности оперативно и без оглядки принимать самостоятельные решения.
Вот, например, что писал ветеран войны П. М. Демидов о причине наших неудач в начале войны: «Все важнейшие политические, военные, хозяйственные решения как в верхних эшелонах, так и на местах принимались в обстановке страха перед возможными репрессиями, которые заканчивались смертью или тюрьмой. Чтобы не стать „врагом народа“, руководители всех рангов командовали на своих местах с оглядкой на „Самого“ и делали то, что он хотел, а не то, что требовало дело, обстановка»7. Все это привело к тому, что в 1941 году безынициативностью страдала значительная часть высшего командного состава Красной Армии, поскольку, как отмечал генерал Л. М. Сандалов (в июне 41-го – начальник штаба 4-й армии), «широкая инициатива среди высшего комсостава, как известно, у нас вообще в предвоенное время не культивировалась и не поощрялась»8.
Есть у этой проблемы и оборотная сторона. Современные историки акцентируют внимание на неэффективности «мотивации ГУЛАГОМ». С этим никто не спорит. Но, с другой стороны, кто знает, как бы сложилась ситуация в 41-м году под Москвой и в 42-м году под Сталинградом, если бы не были изданы крайне суровые приказы №270 Ставки Верховного Главнокомандования от 16 августа 1941 года и №227 Наркомата Обороны от 28 июля 1942 года…
Коль зашла речь о причинах, приведших к катастрофе лета 1941 года, надо упомянуть еще одну. Это серьезное отставание командования РККА от реалий времени в вопросах организации управления войсками. И в тактическом отношении, и в вопросах оперативного и стратегического планирования генералы Вермахта были подготовлены лучше и имели большой боевой опыт.
Многие наши командиры находились в плену устаревших представлений о ведении войны, продолжали мыслить категориями Первой мировой и гражданской войн. Так, высшее командование полагало, что главные силы противника вступят в войну не сразу, а после двухнедельного развертывания и проведения приграничных сражений. Маршал Г. Жуков и другие военачальники в своих мемуарах отмечали, что никто из них не рассчитывал, что противник сосредоточит громадную массу бронетанковых и моторизованных войск и бросит их в первый же день боев компактными группировками на всех стратегических направлениях…
2.
В книге «Трибунал для комдивов» описаны всего два десятка следственно-судебных историй, случившихся за первые полгода войны. Это лишь несколько ранее закрытых страниц из массивного исторического формуляра минувшей войны. Но они наглядно показывают, что наши познания об этой войне до сих пор перемежаются зияющими пустотами и изобилуют «белыми пятнами».
Комдив – это персональное воинское звание лиц высшего командного состава РККА в 1935—1940 годах, полученное в результате сокращения слов «командир дивизии». Поэтому у этого слова существует другое значение. Оно зачастую употребляется применительно к этой должности. В нашей книге термин «комдив» как раз и будет использоваться только в этом смысле. Речь пойдет о тех командирах дивизий (генерал-майорах и полковниках), которые в начальный период войны (во второй половине 1941 года) попали в орбиту военной Фемиды.
Таковых, по подсчетам автора, оказалось намного больше, чем известные статистические цифры, которые сегодня принято считать официальными.