- Я все равно тебя отымею! Слышишь, с*чка!
Молодой хозяйский сынок Джамаль нагло стоит около решетки широко расставив ноги и жадным похотливым взглядом ощупывает меня.
- Пошел к черту! – тихо говорю пересохшими разбитыми губами.
- Да как ты смеешь, чертова шлюха?! – кидается он на клетку, точно разъяренное животное. – Бычара! Ключ дай! В***у эту тварь! А потом язык ей вырву! Псам отца скормлю!
- Джамаль, успокойся! Ашотджан приказал не трогать девку. Ни мне, ни кому другому.
- Ашотджан мой отец! А значит, ты тоже должен подчиняться мне! Открой, Бычара, делай, что тебе говорят!
- Джамаль, ей только почку вырезали. Пожалей девку, хоть немного!
- Почку вырезали! – сплевывает молодой ублюдок, - А дырку-то не зашили! Я ж ее в дырку долбить буду, не в почку!
Я прикрываю глаза. Не хочу ни видеть, ни слышать обоих козлов. Что Джамаль, наглый, противный, презирающий всех женщин на земле молодой говнюк, что Бычара… Это он сейчас немного проникся, а до того, как эти сволочи вырезали у меня почку для сестренки Джамаля тоже все пытался зажать по углам, присунуть свою дубину, но ему всегда что-то мешало.
Лежу и слушаю их мат. Сейчас я даже рада, что нас отделяет решетка. Иначе разорвали бы. И разорвут. Это – вопрос времени. Все время мне везти не может. И не изнасиловали меня до сих пор только потому что по началу готовили к трансплантации, а сейчас, через несколько недель после нее, и я, и дочка Ашотджана слишком слабы. Старый авторитет держит меня живой и относительно здоровой потому что Лале может стать хуже. Моя почка может не прижиться, и тогда у меня заберут вторую… И лишат жизни не только меня, но и моего бедного не рожденного ребенка…
- Смотри, заснула что ли, шалава! – Джамаль начинает бить камнем по решетке, поднимая дикий шум.
- Себе по башке ударь, тварь! – шиплю я сквозь зубы.
- Я щас тебе этим камнем через решетку в****у – рычит на меня сволочь.
Я слышу посторонний шум в подвале, где находится моя клетка. С удивлением раскрываю глаза. ОН! О боже, он пришел ко мне! Вновь пришел!
Подскакиваю со своего места. Инстинктивно хватаюсь за свежий шрам под широкой белой больничной сорочкой. Мне тяжело стоять, но сидеть я не могу.
- Еще раз увижу тебя рядом с ней, сам в***у, и не камнем, а кирпичом! – ревет, набычившись мужчина. – Усвистел, шакаленок!
И правда, Джамаль такая мелкая сошка, что даже не шакал, а шакаленок.
Если Джамаль и хочет что-то возразить, но от одного взгляда огромного мужчины съежился весь, поджал хвост и быстро удирает из подвала.
- Оставь нас, Бычара! – рычит мужчина на охранника.
- Лев, ты же знаешь приказ Ашотджана. Я не могу оставить девку!
- С Ашотджаном я договорился. Он дал мне пять минут.
Бычара нервно сглатывает решая сложную дилемму: если не пустить Льва, то он его просто по стене размажет, а если поверить Льву, то Ашотджан ему такое не простит.
- Не трать мое время! – рявкает Лев.
Бычара не выдержаивает тяжёлого взгляда. Да я сама еле выдержала его, когда впервые увидела настоящего отца своего ребенка воочию.
- Пять минут! – Бычара нервно тявкает время, удаляясь вслед за шакаленком.
С огромным мужчиной мы остаемся наедине. Я подхожу ближе к клетке. Хватаюсь за нее, потому что уже еле стою. А он подходит ко мне. Мы стоим очень близко друг к другу. Но между нами кованная железная решетка. Я знаю, что бледная и растрепанная. После операции я выгляжу далеко не на миллион долларов, а вот он выглядит. Высокий. Огромный. Сильный. В глазах черная беспробудная ночь. Его руки настолько накачены, что мощнее обоих моих ножек вместе взятых. Гигант. Силач. Отец моего ребенка…
- Он правда от меня? – смотрит на мой плоский живот, скрываемый сейчас полупрозрачной ночнушкой.
- Я говорила вам это, еще до того, как они забрали мою почку!
Лев осматривает меня с ног до головы, но не похотливо, как эти нелюди, а даже немного с… сочувствием. С трудом просовывает длинные пальцы со сбитыми костяшками сквозь решетку и гладит меня по щеке. Этого я уже не выдерживаю. Знаю, что плакать бесполезно. И даже вредно в моем положении, но слезы сами капают из глаз. Лучше бы он не проявлял ко мне никакой нежности. Если испытание грубостью Шакала и Бычары я выдерживаю на ура, то нежность… Это слишком.
- Как ты себя чувствуешь? – он отворачивается. Не может смотреть на мои слезы. – Они издеваются над тобой? Руки распускают?
- Я боюсь за ребенка, - тихо шепчу сквозь слезы.
- А ты уверенна, что он выжил после операции?
- Мне колют антибиотики. Говорят, что влияние на плод минимальное. Но я в таких условиях тут, - оглядываю маленькую грязную клетушку где сиротливо поместилась лежанка, да держатель для капельницы, - я боюсь за него… - я снова всхлипываю, вспоминая сколько страха натерпелась перед операцией, и сколько после. Ведь вполне возможно, что уже и нет у меня никакого ребенка…
- Что мне сделать для тебя, Алина? – впервые называет меня Лев по имени, и от этого хочется плакать еще горше.
- Мне нужно обследование. Грамотное. В клинике. – шепчу я, схватив его пальцы, держась за них как за единственный спасательный круг. – Возможно, наш ребенок еще жив. Возможно, мне нужна другая терапия, другое лечение. Пожалуйста, помогите мне. Ведь это и ваш ребенок. Хотя вы его не хотели и не планировали…
Я уговариваю его, готова на колени встать. Ради жизни своего малыша я готова абсолютно на все!
- Алина. – он осторожно забирает свои пальцы от меня. – Я поговорю с Ашотджаном. Но я не могу ничего обещать.
Я плачу, а его руки сжимаются в кулаки.
- Прекрати, Алина! Иди, ложись. Ты слабая. Сейчас упадешь. Я буду говорить со старым лисом. Слово мужчины!
Лев разворачивается и решительно отходит от моей клетки. Я возвращаюсь на свою лежанку. Надеюсь, Лев найдет правильные слова.
Он мне ничего не должен. Я все понимаю. Он вообще тут ни при чем. Он такая же жертва обстоятельств, как и я. Но он один во всем мире, кто может мне помочь. Надежда. Это все, что у меня остается. Как же меня, в двадцать пять лет угораздило угодить в столь отборное дерьмище?!
