К написанию данной книги меня подтолкнула удивительная судьба русского и советского психолога Сабины Николаевны Шпильрейн (1885-1942), а еще больше – ничем не подтверждаемые слухи и догадки на полях ее судьбы, настоящее Эльдорадо для писательского воображения. Из этого сказочного раздолья и выросла фабула, а затем сюжет – о чем ниже.
Сначала факты, могущие считаться приемлемо достоверными.
Сабина Николаевна (Шейва Нафтульевна) Шпильрейн родилась в Ростове-на-Дону в семье еврейского купца, не просто состоятельного, а очень богатого человека, при этом отличавшегося, мягко говоря, заметными странностями. Очевидно, психическое неблагополучие передалось по наследству девушке, обладавшей незаурядными способностями, но при этом чудившей так, что у окружающих закипали мозги. После многих душевных злоключений решено было отправить ее в дорогущую клинику в Швейцарии, где практиковал начинающий тогда психиатр Карл Юнг, пока еще ученик Фрейда, еще не порвавший с учителем. Сабина стала его пациенткой, затем между ней и врачом – семейным человеком – вспыхнули чувства, о которых и по сей день исследователи спорят: остались ли они платоническими или переросли в плотские отношения. Во всяком случае, побочным эффектом лечения внезапно стало то, что Шпильрейн сама увлеклась психологией, сделалась дипломированным специалистом, ярым адептом психоанализа, чудачества как будто прекратила. Юнг ради нее семью не оставил, она вышла замуж, появились дети, но похоже, что муж так и не стал для нее кем-то значимым.
Первую мировую войну она провела в благополучной Швейцарии, там же переждала Гражданскую, а в 1923 году неожиданно вернулась в Россию, вернее, в СССР. Причина? Принято считать, что дело в размахе причудливых экспериментов, поощряемых в разных областях ранней советской властью, в особенности, не ко сну будь помянут, товарищем Троцким. Конечной целью коммунистических фантасмагорий объявлялось создание «нового человека» с прежде неведомым типом мышления, сознания, морали и т.д., причем все неплохо финансировалось и обеспечивалось. Шпильрейн включилась в работу под крылом Троцкого, по смутным сведениям, занималась и детьми, в частности присутствовал якобы среди воспитанников некоей опытной группы Вася Сталин.
Впрочем, это слухи, а вот то, что Сталин-старший, прочно захватив власть, постарался разметать весь троцкистский бурьян, как политический, так и магический – это точно. Шпильрейн сочла за лучшее отправиться в родной Ростов, где и затихла. Последняя публикация в научной печати – 1931 год, она же предпоследний реально установленный факт биографии. Дальше только печальные сведения о трагической кончине: во время второй немецкой оккупации Ростова, предположительно в августе 1942 года, Сабина Шпильрейн вместе со всем местным еврейским населением была расстреляна. Доподлинно не установлено, но ничего иного быть по здравому смыслу не могло.
Такова внешняя канва жизни С.Н. Шпильрейн. Внутренняя? – вот здесь тайна на тайне. Чем она занималась последние десять лет жизни? Вроде бы работала в психиатрической больнице, вроде бы консультировала на дому как психолог, нигде не публиковалась… Личный архив, если и был, пропал бесследно в дни оккупации.
Теперь можно перейти к авторским открытиям.
Когда я узнал подробности о жизни Шпильрейн, особенно о загадочном ростовском безмолвии, то сразу в ином свете предстали два известных мне обстоятельства, никак не связанных одно с другим.
Первое. В самом конце 1938 года начальником Ростовского управления НКВД был назначен молодой перспективный кадр Виктор Семенович Абакумов. Прослужил он там чуть больше двух лет, в начале 1941-го был переведен в Москву – и понесся ввысь: начальник военной контрразведки, министр госбезопасности, громкие политические процессы… а затем как взлетел, так и упал, и погиб в застенках.
Второе. Вот уже несколько десятилетий муссируется тема зловещего «ростовского треугольника»: а именно необычайной плотности на душу населения серийных убийц, сексуальных маньяков – вроде бы никто не родит этой публики больше, чем агломерация городов Таганрог, Ростов-на-Дону, Новочеркасск, Шахты, на карте в самом деле выглядящая как сильно вытянутый тупоугольный треугольник. Не говоря уж про маньяка всех времен и народов Андрея Чикатило, известны такие жуткие персонажи как Владимир Муханкин, Юрий Цюман, Роман Бурцев, а всякой извращенной мелочи несть числа. Объяснений массового выползания нечисти на этой территории каких только нет, вплоть до самой лютой конспирологии.
Полагаю, ход мыслей ясен. Жила-была в Ростове-на-Дону очень квалифицированный психолог с темным оттенком, занималась втайне от всех исследованиями в области психики… в те же годы местные спецслужбы возглавляет неглупый целеустремленный человек, после чего карьера его бешено прет в гору. А много лет спустя город и окрестности вдруг необъяснимо заполняются безумцами, испепеляемыми невидимыми миру дикими страстями. Совпадение?.. Не берусь сказать. Общеизвестно: «после этого» – не «вследствие этого», но нетрудно представить каков был соблазн связать все это в сюжет романа, перед чем я не устоял. По ходу дела кое-что выпало, что-то прибавилось, а что вышло в сумме, предоставляю судить читателям.
Глава 1
Российская империя, Петроград, 1916 год, ноябрь
В скверном трактире близ Сенной площади было грязно, чадно и шумно. Дверь поминутно распахивалась то входящими, то выходящими, всякий раз врывалась промозглая стужа, и запах уличной сырости, расквашенного снега сшибался с жаркой, пряной гарью. Харчевня подавала себя как «заведение кавказских блюд»: посетители жадно, хмельно грызли шашлык, вообще баранину в разных видах, запивая коньяком, правда, из чайных чашек: война, сухой закон. За стойкой громоздился толстый, усатый, пучеглазый армянин, а за его спиной пробегали из кухни в кладовую и обратно разгоряченные повара с закатанными рукавами, иной раз с огромными, страшного вида ножами…
– Разбойники! – улыбнувшись, кивнул в сторону стойки парень в сильно потертой форменной куртке железнодорожника.
Он обращался к соседу по застолью, студенту, чьи шинель и фуражка, небрежно брошенная на край стола, изобличали будущего обладателя диплома Психоневрологического института.
Если, конечно, не случится с ним чего-либо непредвиденного, опять же по военному времени…
Студент бросил взгляд на смуглого лохматого типа с ножом, тащившего багровый, с желтоватыми прожилками сала, бараний бок.
– Да уж, – мельком улыбнулся тоже, – дети гор!
– Приходилось бывать? – путеец чуть пригубил из чашки.
– На Кавказе?.. Нет, именно там не довелось. Впрочем, бывал неподалеку, в донских краях. Ростов, Таганрог… А вас туда ваши дороги не заводили железные? Вы ведь, простите, кочегар?..
