В реальности дом выглядит пугающе, совсем не так, как на экране компьютера за тысячи километров отсюда.
Прежде чем принять приглашение, Рин как следует его разглядела, увеличивая масштаб изображения до того, что становились видны мельчайшие детали: потертости и сколы краски на деревянных перилах и ступенях высокого крыльца, следы дождевых потеков на окнах, и даже отдельные камешки на дорожке из светло-серого гравия, убегавшей вдаль, к скалам, среди которых угадывались развалины древней крепости. Она видела этот дом множество раз, и всегда он казался ей цитаделью, оберегавшей безмятежную и обеспеченную жизнь, протекавшую за ее стенами. Откуда же взялось это гнетущее чувство? Почему так хочется развернуться и убежать без оглядки, несмотря на то, что позади плещутся холодные волны, а катер, доставивший ее на этот остров, давно отчалил и наверняка уже скрылся из виду? И куда подевался тот безудержный щенячий восторг, охвативший ее от мысли, что она будет жить в этом доме целое лето, а может, и дольше?
Восторг не отпускал ее до тех пор, пока она не сошла на берег и не оказалась с домом один на один. В тот же миг у нее внутри будто оборвалось что-то, как если бы за спиной схлопнулся поврежденный парашют, и сразу же возникло паническое чувство, схожее с ожиданием неминуемого падения.
Внезапно Рин понимает, почему дом, казавшийся на снимке таким привлекательным, отталкивает ее сейчас.
Тишина… Вот в чем дело.
Шум волн не в счет: полное отсутствие звуков, присущих местам человеческого обитания, навевает мысли о войнах, опустошающих земли. Ощущение усиливается из-за открывающегося за домом вида на полуразрушенную башню с черными проемами бойниц, в глубине которых мелькает что-то – не то птицы, не то призраки древних воинов, готовящихся к отражению вражеской атаки. В стене, каменной лентой огибающей башню, зияют дыры, похожие на пробоины, сделанные врагом во время штурма. Они могут быть признаком того, что крепость пала. Думая об этом, Рин чувствует горечь поражения, словно сама была когда-то одним из побежденных воинов.
Почему же она не испытывала подобных чувств, когда разглядывала снимок этого места, сидя в своей питерской квартире, в удобном вращающемся кресле с обивкой из кремового велюра, и прихлебывала какао из огромной глиняной кружки? Почему тогда она не уловила эту ауру трагичности? Да потому, что там ее окружали знакомые звуки городской суеты, доносившиеся из открытого настежь окна. Они усыпляли бдительность. Теперь же Рин осознала, что ее решение приехать сюда было не такой уж хорошей идеей, как казалось вначале. А ведь Кира ее предупреждала.
– Ты в своем уме? Собираешься жить в одном доме с мужиком, которого ни разу в жизни не видела? – воскликнула подруга, узнав об ее отъезде, и запустила растопыренные пальцы в свою пеструю коротко стриженую шевелюру. Она всегда так делала, когда не могла подобрать подходящих слов.
– Мы общались по скайпу, – возразила Рин, складывая вещи в чемодан. – Он красавчик, к тому же европеец, да еще и состоятельный. Ты просто мне завидуешь.
– Не обольщайся. Шведы – жуткие скупердяи, а женятся крайне неохотно, предпочитают свободные отношения. Так что едва ли тебе удастся растопить его холодное северное сердце и добраться до его состояния!
– Ну и ладно. Зато денег заработаю. Не поверишь, сколько он предложил мне за картину с его домом. С моими скромными запросами этого хватит года на два сытой жизни. Уволюсь из фастфуда и буду заниматься только живописью. Может быть, это позволит мне достичь новых вершин в творчестве.
Кира презрительно фыркнула:
– Все еще мечтаешь стать великой художницей? Наивная!
– Не великой, но хотя бы востребованной. Хочу зарабатывать на жизнь любимым делом и не тратить время на добычу денег другими способами.
– Могла бы сделать карьеру дизайнера в престижной фирме! Тебе ли не знать, что творчеством зарабатывают лишь единицы, и одного таланта для этого недостаточно, нужны еще и связи в определенных кругах… Даже самым одаренным редко удается пробиться без этих связей.
– Ну почему… Ведь Юхан выбрал меня из множества других художников. Именно мои картины пришлись ему по душе.
– Ну, еще бы он тебя не выбрал! Ты ж натуральная красотка! Таких сейчас днем с огнем не сыщешь, на этом карнавале фитоняшек, силиконовых богинь и всяких фриков. Разве что в глуши какой-нибудь, но кому нужна деревенская дура? Всем подавай утонченных и образованных. Ты как раз подходишь.
– Он предпочитает мужчин. – Рин не собиралась этого говорить, но слова вырвались сами собой.
– Ого! Он сам так сказал? Вы даже такое обсуждали?! – Кира схватилась руками за голову и снова взъерошила свой малиново-фиолетовый ежик. – Обычно в деловых беседах подобные темы не затрагиваются. Или он – конкретный псих, может, даже маньяк, или ты мне чего-то недоговариваешь.
– Он сказал, что ему было бы проще иметь дело с художником-мужчиной, но мой стиль ему очень понравился. Увидев мои работы, он подумал, что они выполнены признанным мастером, и никак не ожидал обнаружить в лице автора меня, безвестную малевальщицу.
– Он назвал тебя малевальшицей?! – Кира раскрыла рот и шутливо приподняла рукой отвисшую челюсть.
– Нет, конечно! – Рин рассмеялась. – Он хвалил мои картины.
– Цену должен набивать продавец, а не покупатель. Какая ему с этого выгода? Значит, заманивает! – Кира запальчиво потрясла руками перед лицом Рин, будто на этот раз хотела добраться до ее волос.
Милая заботливая Кира… Вспоминая о ней, Рин чувствует нежность и умиление. Подруга так искренне и трогательно за нее волновалась! Даже в аэропорту не оставляла попыток ее отговорить.
Но Рин все-таки улетела. Теперь она стоит на одном из островов огромного архипелага, смотрит на большой и красивый, но совершенно чужой дом, и отчаянно хочет поскорее вернуться назад, несмотря на то, что хозяин этого дома показался ей на редкость привлекательным мужчиной во время их общения по видео.
Юхан Лофгрен напоминал ей любимого актера Мэла Гибсона в молодости: крупные черты лица, породистый прямой нос с широкими крыльями, высокий лоб, массивный подбородок и такие же небесно-голубые глаза с пронзительным взглядом. Разве что волосы у Юхана были гораздо светлее, белесого скандинавского оттенка. Он носил их гладко зачесанными назад, собирая в пучок на коротко стриженом затылке. Правда, для полного сходства с Мэлом Юхану не хватало лучезарной улыбки: за несколько сеансов общения с Рин он ни разу не улыбнулся, сохраняя серьёзность и официальный тон, будто проходил кастинг в дикторы новостного канала. Рин приписала эту сдержанность к особенностям северного темперамента и окрестила его про себя «Мистер Айсберг», догадываясь, что истинное «Я» Юхана было надежно скрыто в непроницаемых глубинах его скандинавской души, и на виду, подобно верхушке айсберга, оставалась лишь скромная часть.
