СЕМЬЯ. РОДОВОЕ ГНЕЗДО. Часть первая
О семье отца знала то, что рассказывала мама, люди и видела сама. Их было трое у дедушки Кузьмы Кузьмича и Надежды, отчества бабушки не знаю: дядя Павел, отец Александр и младшая сестра Анна. О семье моей матери помню, что рассказывала мама, люди и некоторые события остались в моей памяти.
Моя мать, Анна Фёдоровна Тетюкова (девичья фамилия), родилась в 1888 г. (?) в деревне Гущино в семье, где их было четверо детей – два мальчика и две девочки. Старшая из них Мария, Михаил и мама с дядей Федей младшие – двойнята. Мама и дядя Федя были очень красивые и похожи друг на друга. И как помню, они были дружны.
Их семью постигло большое горе, у них рано умерла мать. И отец, имея четырёх детей, женился на женщине тоже с четырьмя детьми. Так что семья у них увеличилась до 10 человек. Когда умерла мать, моей мамы и дяди Феди им было по 7 лет, а остальные те и другие были старше, они могли помогать в хозяйстве, и им от родителей уделялось побольше внимания, особенно детям мачехи.
В то время в подобных семьях об учёбе детей и разговора не было. Мама часто вспоминала, как ей тяжело приходилось жить без родной матери. При приезде мачехи со своей семьёй у мамы даже не стало определённого места для сна, говорит: «Где придётся там и уснёшь». Еду нам с Федей редко давали вместе со всеми и что повкуснее, мачехины ребята отнимали, да ещё и побьют.
Марию отдали замуж в другое село, и у мамы с Федей жизнь стала ещё хуже, она за ними ухаживала и часто защищала, была из четырёх самая смелая. Потом подросли и они, много тяжело работали. Мачеха своих жалела, всегда старалась хорошо устроить, а чужие как уж придётся. Отец или мой дед Мише и Феде тут же рядом помог построить дома и женил их, как говорили не очень удачно, но жили благополучно, только у дяди Феди не было детей, о чём он сожалел. А маме исполнилось 18 лет, когда её засватали за вдовца на 23 года старше и имеющего двух сыновей. Старший сын Василий на три года старше мамы, а меньшему Алексею 18 летняя моя мама стала мачехой, всего от него лет на шесть старше. Она хорошо знала, как жить без родной матери и все силы свои, внимание отдавала этому меньшему, даже я помню её заботу о нём, казалось больше чем обо мне. Не обращала внимания на его явные выходки против неё. Не знаю, отвечал ли вниманием на доброту к нему, но в страшную пору её жизни и смерти он остался больше чем чужой и забыл всё доброе.
Я родилась у них шестым ребёнком, а до меня пятеро умерли младенцами. Причины детской смертности, наверное, были, но кто их тогда в деревне искал? Мне часто приходилось видеть плачущую мать над какими-то детскими вещами, но она старалась со мной об этом её горе не говорить, ведь я ещё была мала, хоть мне её было жаль, и от сильного сочувствия плакала вместе с ней. Маме всю работу по дому и хозяйству надо тянуть одной, а это большой труд.
Теперь-то, могу представить, какое было житьё в замужестве у моей мамы. Она эта бедная сирота была смирного характера и при том, очень набожная. В доме отца её приняли без особой радости, ведь она должна занять место покойной жены, матери, невестки, так как мать моего отца, была ещё жива, сильно прихварывала, но у неё хватало сил, вспоминала мама, хорошо погонять молодую невестку, царство ей небесное. Тут ещё имело большое значение то, что мама пришла в дом отца или деда бесприданницей, а это тогда, да и в семье, куда пришла мама, считалось большим недостатком. Имей ты безупречное девичество, красоту, молодость, покладистый характер, но если бедна этого мало.
Старший сын отца вскоре женился на богатой, грамотной и они начали строить себе дом на этой же улице, а пока жили вместе, так что мама из одного ада попала в другой, но ей помогало усердие всем и во всём угождать. В доме у них был относительный достаток, а работать приходилось, с темна до темна.
Когда у отца умер отец, все работы по хозяйству перешли отцу и его старшему сыну. Отец закончил церковноприходскую школу и его оба сына, тоже там учились и в деревне считались грамотными. А моя мама не знала ни единой буквы, если потом где нужна была роспись, она ставила крестики. Мама, имея сиротское детство, тяжёлое девичество, привыкшая трудиться, отдавая все свои силы, не требовала для себя ничего. Вот и в доме отца, только через несколько лет маме справили шубу-борчатку. Сшили пару кашемировых костюмов. Это длинная юбка и короткая в талию кофта, которые она одевала, идя в церковь и в гости. А я помню её, она была одета довольно бедно и всегда в работе. Многое в чём постоянно одевалась шила из холста, который сама ткала. У нас осенью после уборки полей огородов мама, подготовив куделю, начинала прясть пряжу, а отец с Алексеем заготавливали к холодам дрова, утепляли конюшни, готовили удобства для кормёжки скота зимой и приводили в порядок инвентарь, сбрую.
Меня мама тоже учила прясть, и я пряла, как уж получалось. Ближе к весне отец в кухне устанавливал кросна, это своего рода станок, чтобы ткать холсты. Мама к такой работе приучена с детства и у неё довольно хорошо получалось. В доме скатерти, полотенца, нижнее бельё, половики, мешки всё в основном шилось из холста, которое ткала мама и вываривала в щёлоке из печной золы, отбеливала на берегу реки под росой в тёплое время года.
В соседнем селе Окунёвка (Окунёвское) было тогда какое-то кредитное общество, так мой отец там много лет работал бухгалтером. И в Челябинске у него были дела, куда он часто уезжал, оставляя все домашние работы на Алексея и маму. Мама с Алексеем ездили к нему, а в конце лета 1922 г. с ними поехала тётя Мария – старшая сестра мамы. Вот там я появилась на свет, как отец хотел на руки врача, а не бабки повитухи, хоть то была и не врач, а акушерка ну всё равно роды были в больничных условиях при соблюдении правил санитарии. Но маме в этой больнице что-то не повезло, видно сказалась длинная дорога и она, как правило, работала до последнего дня перед родами.