Богато отделанная, но неуютная квартира в сталинке. Зеркало на задней стене завешено черным платком. На стульях вычурные черные чехлы с бантами. В комнате большой стол, покрытый скатертью. На нем по центру портрет в раме с таким же черным бантом. Понятно, что это поминки. Нина сидит напротив портрета, подперев лицо руками. Максим слева, уткнувшись в телефон. Не глядя на стол, практически наощупь, наливает себе водки, кладет закуску, выпивает.
Нина. А подождать всех уже никак? Почему надо нарушать порядок, обычаи?
Максим. Кто ж их знает, где они? С кладбища вроде все вместе выезжали. Есть хочется.
Нина. Выпить тебе хочется.
Максим. А тебе поскандалить? В такой день? Не гневи Бога.
Нина. Тебе-то что за день? Это моя мамочка ушла в мир иной. Не твоя.
Картинно подносит платочек к глазам.
Максим. Ты хочешь сказать, что я твою мать не любил?
Нина. А что, не так? Между прочим, она к тебе нормально относилась.
Максим. Между прочим – нормально. А в череде событий (как бы помягче сказать?)… потребительски что ли. Прости Господи… за такие речи в день такой…
Нина. Пить перестань. Уже язык не держишь… Мама и потребительски… Да она только и хотела, чтобы ты ее дочь любил, как положено.
Максим. А как положено? (поет) Чтоб не пил, не курил и цветы всегда дарил… В дом зарплату отдавал, тёщу мамой называл?
Нина. Прекрати паясничать. Дети услышат. Что подумают…
Максим. Дети подумают то, что думают уже лет десять. Или не думают. А Вике, мне кажется, в принципе наплевать…
Нина. Есть с кого пример брать…
Максим. Конечно, я пример так себе. Инженер, не преуспевший в карьере. Муж, не сделавший маму счастливой. Но отец… я плохой отец?
Нина. Комплементов захотел? Принимай. Отец ты нормальный. Дочь тебя любит.
Максим. Спасибо, жена. Хоть тут ты со своей мамой не согласилась…
Нина. Как ты можешь? В такой день…
Слышен дверной звонок.
Максим (вскакивая). Я открою.
В комнату шумно, не прекращая начатый за дверью разговор, входит Роман. За руку за собой он тянет Полину. Она в короткой шубке, смущенная, молчаливая.
Роман. А вот и мы. А вот и мы. Кто-то еще будет?
Нина. А тебе компанию, как всегда, подавай? Ты даже в такой день… в день похорон нашей мамочки… не можешь свой гонор оставить.
Роман. При чем тут мой гонор? Ты, сестрица, тон-то смени. Я тебе не муж, чтобы мне указывать. Прости, Макс, я не хотел тебя обидеть… Но ты и сам знаешь – нашей Нинон палец в рот не клади. Вся в мамашу покойную.
Нина (вскакивает). Ты хочешь, чтобы я тебя выставила? Ты не понимаешь, что сегодня день траура? Неделя траура. Девять дней траура.
Роман (подходит к столу, не садясь, наливает себе водки, выпивает, не закусывая). То есть ты считаешь, что все девять дней вправе мне мозги промывать?
Роман вновь пытается налить стопку, но Нина вырывает ее из его рук.
Нина. Я вправе промывать тебе мозги по жизни. Было бы что промывать…
Роман. Не хами. Даже если ты и старше на двадцать минут, никто тебе такого права не давал. Особенно после смерти родителей. Я уже взрослый мальчик и сам буду решать, что мне делать, что говорить, с кем пить и где работать.
Максим. Ребята. Давайте жить дружно. Вон Полину смущаете своими разборками. Вы, Поля, не обращайте на них внимания. Они с детства дерутся, игрушки делят. Но разведенные по углам друг о друге забывают и даже счастливыми бывают иногда.
Нина. Стоп. Ты обо мне? Это я изредка счастливой бываю? Так кто мне это счастье не додал, не донес, не обеспечил?
Роман. Как верно. Ха-ха. Ты же трезвая. Ты же не пьешь. Это подкорка тебя подвела… Не донес… не обеспечил… Счастье – оно не товар, знаешь ли. Просто оно, счастье, хмурых сторонится.
Нина (срывается). Прекрати. Прекратите. Меня изводить.
Возвращается на свое место, закрывает лицо руками. Вроде как плачет. Но мужчины к ней не подходят. Оба обращаются к Полине, все еще стоящей на пороге.
Максим. Полина, позвольте я шубку вашу на плечики повешу. Посохнет, пока мы здесь событие справляем.
Нина (вскидывает голову, резко). Слова подбирай. Поминки не справляют. Их проводят.
Роман (подталкивает Полину к столу. Отодвигает стул, усаживает ее). Вот Полина сейчас скажет, как правильно. Ну, не бойся, она не кусается, это так, обыденная ее роль – поучалки. А ты нам, как специалист, как лингвист, скажи. Поминки справляют или проводят?
Полина (тихо, но уверенно). Думаю, и так и так можно говорить. В старом русском языке, у Толстого, насколько я помню, «справляют». Но можно сказать, что поминки и совершают, и устраивают (и совсем тихо). Главное же не в глаголе, а в памяти нашей. Мы вот задержались, потому что в церковь заехали. Свечи поставили, записочку на панихиду подали, помолились…
Нина. Это хорошо, мама крещеная была, вроде. А что нас не позвали? Мы бы тоже в церковь зашли.
Максим. Не надо тебе в церковь. Вспомни, как тебе хреново было последний раз. Ты потом месяц вареная ходила, работать не могла.
Роман. Может от того, что некрещеная она. Нас в детстве нянька как-то по-тихому окрестить хотела. Отец-то партийный был, к церкви близко не подходил. А чтоб детей крестить… Узнал бы, няньке не поздоровилось. Но она все равно решилась. Повела нас в парк гулять, а там храм действующий. Видно, с батюшкой уже уговор был. Потому что меня завели куда-то типа ризницы, помазали, молитву прочли, крестик повесили. А эта… уперлась – «не пойду». Попа попинала, куда-то убежала. В общем, осталась без креста.
Нина. Ну, что же ты никак не успокоишься? Балаболишь и балаболишь. Зачем посторонним знать наши семейные тайны?
Роман. Кто это тут посторонний? Полина что ли?
Полина (в смущении даже привстала). Действительно, Рома. Я, наверное, пойду.
Роман. Сядь, пожалуйста. Это такой же мой дом, как и ее. И я могу приводить в этот дом того, кого хочу. Тем более, тебя. Ты не посторонняя, ты не чужая мне… (пауза).
Максим. Ты невеста.
Роман. Вот. Макс сказал то, что я не решался. Ты – невеста. И давай, привыкай к нашей не слишком дружной семье. Если, конечно, хочешь… если я тебе дорог…
