– Николай Петрович, здравствуйте! – раздался голос входившего в кабинет мужчины.
Это был еще довольно молодой человек, среднего роста худощавого телосложения шатен с карими глазами, правильными чертами лица и короткой неброской прической. Светло-голубая рубашка сидела на нем как нельзя по фигуре и, несмотря на окончание рабочего дня, выглядела свежо и опрятно; галстук синего цвета, завязанный на шее модным объемным узлом, хорошо подходил к темно-синим безупречно выглаженным брюкам, подпоясанным красивым кожаным ремнем с оригинальной пряжкой; книзу же брюки заканчивались туфлями столь тщательно начищенными, что в них при желании можно было разглядеть отражение окружающих предметов. В общем, одет молодой человек был как типичный клерк, хотя и с претензией на некоторую степень лоска во внешнем виде, и если еще лет сто пятьдесят назад его назвали бы щеголем, то в наш грубый и упростившийся век такая щепетильность у мужчины выглядит уже граничащей со странностью. Но помимо тщательно подобранной и безукоризненной в своей аккуратности одежды при ближайшем рассмотрении во внешности молодого человека обнаруживалось еще что-то, что обращало на себя внимание, что-то неясное, еле уловимое. То ли его свободные непринужденные движения, то ли приветливое и спокойное выражение лица, то ли целеустремленный сосредоточенный взгляд, а скорее все вместе вызывало если не интерес собеседника, то как минимум располагало к общению.
– Рома, заходи, – пригласил молодого человека сидевший за своим столом Николай Петрович – мужчина лет тридцати пяти, росту выше среднего и самой что ни на есть обычной наружности. – Как настроение?
– Нормально, – сказал Роман улыбаясь. – У нас организуется небольшое чаепитие – хочу вас пригласить на торт. Все уже собрались.
– С удовольствием, – отозвался Николай Петрович. – Подожди меня, сейчас вместе пойдем.
Повинуясь первому возникшему порыву, Николай Петрович встал из-за стола, быстро надел висевший на спинке кресла пиджак и уже намеревался идти, как вдруг замер; лицо его опять приняло сосредоточенное выражение и он, будто припомнив о чем-то, вновь обратился к столу, начав второпях прибирать лежавшие на нем бумаги, а затем также стоя, не садясь снова в кресло и лишь нагнувшись ближе, принялся печатать что-то на клавиатуре компьютера.
Николай Петрович был импульсивный, эмоциональный человек, открытый и прямой, но две особенности его личности сглаживали эти недостатки характера. Во-первых, он был добрейшей души человек и на его живом лице, как в зеркале отражавшем душевное состояние своего обладателя, редко можно было увидеть что-нибудь кроме улыбки, и никогда – злость или раздражение. Во-вторых, он был настоящий профессионал своего дела и со свойственной подобным ему людям энергичностью живо и без колебаний приступал к решению поставленных задач. Первое очень ценили подчиненные, тогда как второе нравилось начальству, и это делало его положение в коллективе на зависть многим.
Николай Петрович занимал ответственную начальствующую должность и под стать положению у него был отдельный довольно просторный кабинет, представлявший собой продолговатое прямоугольное помещение с высоким потолком и одним большим окном прямо напротив двери. Слева от входа друг за другом стояли два шкафа, один для одежды, другой для документов, стол находился в противоположном конце возле окна, а справа вдоль стены был выстроен целый ряд из стульев, пустующих большую часть рабочего времени в ожидании своего часа от утренней планерки в понедельник до пятничного вечернего собрания. Над стульями висела большая, почти на всю стену, карта N-ской области, на которой были отмечены многочисленные энергетические и промышленные объекты соединенные отрезками разного цвета, обозначающими линии электропередачи. Именно к карте и обратился сейчас Роман, не находя чем еще занять себя в ожидании, пока Николай Петрович завершит свои дела в компьютере. Карту эту он знал досконально, так, что мог нарисовать закрытыми глазами и оттого разглядывал ее механически, безо всякого интереса, как вдруг в дверь раздался предупредительный двойной стук и после короткой паузы в кабинет вошел молодой человек лет двадцати пяти, высокого роста, в костюме и при галстуке.
Вошедший мужчина был очень примечательной внешности, и в основном это относилось к его своеобразному лицу – на редкость непропорциональному и широкому. Пухлые мясистые губы его выдавались вперед, а маленькие глазки, обрамленные широкими темно-фиолетовыми кругами, были как-бы вдавлены внутрь. В общем, такая физиономия способна была сама по себе вызвать отвращение, если бы не уши молодого человека. Они торчали неестественно далеко от головы и были абсолютно несимметричны, что придавало всей конструкции такой комизм, за которым невольно терялось общее неприятное впечатление.
– Кирилл, привет, – сказал Николай Петрович, оторвав голову от компьютера.
Роман тоже развернулся и, встретившись с вошедшим молодым человеком взглядом, с улыбкой протянул ему руку. Однако Кирилл никак не отреагировал на предложенное рукопожатие: он спокойно, будто вовсе его не замечая отвернулся, прошел через весь кабинет к столу начальника, чтобы поприветствовать сначала его, и только после этого вернулся и с невозмутимым выражением лица поздоровался с обескураженным Романом, который все это время так и продолжал стоять как вкопанный, застыв с вытянутой вперед рукой.
