* * *
Хороша! Ах, хороша.
Она в том коротком чудесном возрасте перехода от девушки к молодой женщине. Щедрый, но все еще трепетный расцвет.
Глаза большие, ярко-синие, с дымкой. Два упругих белых парашюта впереди, того гляди на волю вырвутся. Губы полные, красные, с пурпурным отливом. Как будто чуть опаленные. И жар идет – изнутри.
– Герр Цхай!
– Угу.
Взлетели махаонами длинные ресницы, перехватила мой взгляд, чуть скривила полные губки, немного нервно и даже раздраженно поправила густые темно-русые волосы.
Ах, как жаль, что она полицейский. И где таких выращивают?
– Заполните бумаги.
– Видите ли, я не очень хорошо знаю немецкий язык, а вам же нужно без ошибок…
Вру, конечно. Лень просто. И прикольно.
Забирает у меня формуляр.
– Имя.
– Максим.
«А ваше?»
– Род занятий.
– Безработный второй месяц. Бывший начальник охраны танцхауса «Ангар».
– В Кобленце?
– Где же еще?!
– Отвечайте по существу. Хобби?
«Это-то зачем?!» Немецкая бюрократия абсурдна до смешного.
– Хобби имеете?
– Пить и курить!
Хмурится, две размашистые густые линии на ее чистом, лишь чуть великоватом лбу сходятся в одну.
Ставит прочерк.
– Привлекались уже?
– Четыре заявления на меня было. До суда не дошло ни одно.
– Вижу уже. Так, в позапрошлом году сняли с человека золотую цепочку…
– Простите, не снял, а порвал! Дело миром кончилось. К тому же он сам начал.
– Здесь все зафиксировано.
– Да кто бы сомневался!
– Вы в полиции, ведите себя подобающе. Образование?
– Учитель музыки.
– Прекратите паясничать, наконец!
– Тогда социальный педагог.
– Ситуация становится невыносимой!
– Простите, мне за дипломами съездить?
– Вы что, окончили университет?
– Да.
– Почему же тогда работали тюрштеером?[1]
– А что, нельзя?
– Ваши дипломы не были признаны в Германии?
– Это долгая история. Давайте так, я вам все расскажу, а вы мне дадите свой номер телефона.
А что мне, собственно, терять?
Девушка фыркает возмущенно. Я, похоже, не в ее вкусе.
– Вы и так всё обязаны рассказать.
– А мое образование к делу не относится.
– Что ж, перейдем к делу. Что произошло возле дверей клуба «Конкорд» двенадцатого августа?
Заунывно, прикрыв глаза, сочиняю историю: потерпевший был пьяным, вел себя нагло, пришлось успокаивать, нет, не бил, толкал…
Врать полицейским не стыдно. Врешь-то закону, а такому закону, как в Германии, который вяжет тебя по рукам и ногам, не соврать – грех.
Девушка в полицейской форме печатает мои показания на компе.
Ну-ну…
Как она попала сюда?
– Значит, вы утверждаете, что не били его по лицу?
– Послушайте, давайте рассудим трезво. Посмотрите на мою руку. Если б я его ударил… Вы вообще этого мальчишку видели?
– Этого вам не нужно знать. Отвечайте четко и по делу.
– Так я по делу!
Стучат клавиши. В кабинете пахнет теплой бумагой и легкими, цветочными духами девушки. Как ей идет форма! Интересно, у нее наручники есть?..
– Прочтите и подпишите.
– Я свободен?
– Пока – да. Подождите-ка…
Снова открывает и смотрит в мои документы.
– Так ты русский?
– И ты, надо же…
– Никогда бы не сказала с первого взгляда!
– А я б сказал. Немки-полицейские – страшненькие.
– По-немецки ты, правда, не очень.
– А у тебя даже акцента нет, русского. Вот сейчас немецкий акцент есть!
– Так я в восемь лет сюда приехала. С мамой.
– Откуда?
– Из Новосибирска…
Смешно. Просто смешно. И как сразу мил и светел стал полицейский участок с его тяжелыми дверями под дуб и сине-свинцовыми стенами. Штирлицу по таким коридорам ходить.
– Кофе будешь?
– Ха, вот кофе мне в полиции еще не предлагали!
– Да ладно. Я здесь не так давно. А ты в байкерской куртке, значит, в мотобанде?
Это так, вне протокола.
– Да. Как из «Ангара» ушел, стало времени свободного больше, подружился с байкерами, с президентом местного чаптера, отделения мотоклуба. Я ведь его с парнями не пустил однажды в клуб, в таком-то прикиде. Похоже, понравился ребятам. Поездил на их сборища, вот приняли к себе. Видишь нашивку? Это мой ранг в стае.
– Высокий?
– Невысокий. Пока… Слушай, а по протоколу… что мне светит в этот раз?
– Если свидетелей нет, ничего. Следов побоев на потерпевшем не зафиксировано.
– Я уже пятый год на фейс-контроле.
– Знаю, как…
Полицейская прыснула в кулачок. Ах, до чего идет тебе эта форма. Впрочем, на такую девушку какой костюмчик ни надень – все впору будет. И врачом, и училкой…
– Так ты его треснул все-таки?
– Пальцем не тронул. Ладошкой только.
– Ага… запишем… хи-хи.
– Давай так, ты мне свой номер телефона и потом пиши что хочешь.
– Нет, у меня уже есть друг, и ты… это… не мой тип. А дело твое веду не я. Учусь я еще.
– И допрашиваешь уже?
– Да какой это допрос? Записала показания. Дело твое – пустяк.
– И то правда, мафию бы лучше ловили.
– Мафией другой отдел занимается.
– Знаю я, чем они там занимаются, дармоеды.
А собственно, мне-то что? О себе думать надо.
Это хорошо, что мое дело – пустяк. Слава богу. А жаль, что ведет не она.
Ах, как жаль…
Я б ей каждый вечер показания давал. И ночью. И даже утром.
Повезло ее другу, что тут скажешь… Да нет у нее никакого друга, видно же.
Просто я ей – не тот.
Я вышел из здания полиции и потопал к мотоциклу. Вечерело. Ветер слегка ворошил мои пока еще длинные лохмы. Да, наверное, я понемногу старею. Начинаю переживать обломы. Раньше думал – загорюсь только, и мне повезет обязательно. Ага. Тебе не семнадцать лет. И даже не двадцать пять. Тело крепко, мозг пока не заржавел, а вот свежести… Свежесть – самая скоропортящаяся штука на свете. Вот сколько лет этой девушке? Пожалуй, она могла бы быть подружкой моей младшей сестренки Тони.
Я сел на мотоцикл и, низко подкудахтывая мотором, выехал на трассу.
Про битого пацана, из-за которого парился в участке целых два часа, я уже и забыл. Впрочем, не особо-то и парился.
Йе-е-еу!!! – обогнал я серебристый «мерседес». А вот и автобан.
Хороший мотоцикл, не придерешься. Масло вот только начинает подтекать слегка.
* * *
Никогда бы не смог работать в полиции. Хотя сам за «вселенскую справедливость» во всем. И за мораль, да. Впрочем, я скорее за нравственность, мораль – это не мое, с любой точки зрения. Различие? Заводить отношения с замужней женщиной – это аморально. Встречаться с женщиной друга – безнравственно. Я ничего не имею против первого и никогда не позволял себе второго. Мужчина должен быть разумен, но до определенного предела, иначе он не мужчина. Именно так. Если ты любишь, если тебя реально «ведет» на нее, то гори ясным пламенем все остальное. Тот, кто начинает задумываться в драке, проиграет. Кто начинает сомневаться в любви – в сущности, такой же трус. Единственное, что должно остановить мужчину в подобной ситуации, – это благополучие женщины: если уверен, что не сломаешь ей жизнь, что она не будет страдать потом, – не останавливайся. Да, я хотел бы найти свою женщину и прожить всю жизнь только с ней. Если я буду ее любить, на фиг мне другие? Однажды я ждал встречи с любимой два года. (Идиот! Столько драгоценного времени потеряно.) Но я еще не уверен, что встречу теперь ее вообще, так перед кем мне чувствовать себя «виноватым»? И я готов отказаться от самых радужных перспектив, от самых разумных доводов, если меня «поведет» к женщине и ее «поведет» ко мне.