Пик Баньбу, или же пик Полушага, как и гласило его название, был чрезвычайно узок и остер: вершина его шириной и длиной не превышала цуня, а крутые склоны таили множество опасностей. Сделаешь всего-то полшага – и тут же окажешься на краю бездонной пропасти; взглянешь вниз – и не увидишь, где небо сходится с землей. Пик Полушага поднимался среди безбрежной молочно-белой мглы, и в ней путникам нередко мерещилось, как перекликаются духи, и в каждой тени виделись демоны. Куда ни обрати взор – всюду встречаются причудливые острые скалы, поросшие не менее причудливыми изгибистыми деревьями.
Напротив него высился другой пик, названный Инхуэй, или же пик Сожалений, и был он еще неприступнее первого. Чрезвычайно узкий, будто усеченный ножом, вздымался он на головокружительную высоту в целую тысячу жэней. Редкий кустарник, поросший на склонах, вплетался здесь в самый камень, не находя плодородной почвы. Глядя на этот пик, люди содрогались от ужаса, и если б кто решился подняться туда, он бы непременно обнаружил, что на самой вершине и ступить негде, отчего горько бы пожалел, что вздумал взбираться. От горьких сожалений пик и получил свое славное имя.
Между двумя вершинами природа проложила естественную границу в виде глубокой расщелины, сокрытой в пелене облаков, и та пелена была такой плотной, что разливалась целым морем, за которым и не понять, как глубока пропасть и что расположено в ней. Лишь до чуткого уха смутно доносился шум беспрестанно бегущих потоков, и этот рокот горных вод напоминал то ли стенания мучимого жаждой тигра, то ли рев мчащегося на добычу льва. Охотники и лесорубы, простой люд, не осмеливались подниматься к двум вершинам. А окажись там прежденебесный мастер, и тот бы, пожалуй, тяжко вздохнул от мысли, сколь ничтожен человек перед самой волей Неба.
Именно здесь, в расщелине под облаками, среди туманов у подножия пиков, меж отвесных круч и горных рек, вилась узенькая и опасная тропка, мощенная камнями причудливой формы. Воды здесь были столь стремительны и бурливы, что то и дело накатывали на и без того мокрые и скользкие камни тропки, отчего любой, шедший этим путем, рисковал если не сорваться в воду, то промокнуть от брызг с головы до ног. А если б случайный путник вздумал отклониться от бурлящих потоков, он тут же бы наткнулся на острейшие скалы, нависающие над головой. Иначе сказать, оказался бы в совершенно бедственном положении.
Однако так случилось, что в ту пору по опасной тропе изящной походкой шли двое (один впереди, другой – позади), и никаких трудностей они, видно, не испытывали, а прогуливались легко и беззаботно.
– Говорят, именно здесь, на пике Сожалений, двадцать лет назад совершенномудрый Ци с горы Сюаньду победил Хулугу, первого среди тюркских мастеров, и принудил дать клятву, что в последующие двадцать лет ноги его не будет на Центральной равнине. Жаль только, что тогда сей ученик был еще совсем младенцем и ему не довелось увидеть их поединок собственными глазами. Несомненно, зрелище исключительное… – сказал один из путников, и то был юноша по имени Юй Шэнъянь, шедший позади.
Что до идущего впереди, то ступал он легко и спокойно, нешироким размеренным шагом, словно перед ним не вилась горная тропа, а расстилалась равнина. Походка следовавшего за ним юноши была чуть шире, но такой же плавной – как у настоящего небожителя. Вопреки сходству, случайный наблюдатель легко бы приметил и некоторые различия между этими двумя. А также то, что путники никуда не торопились, но и не медлили, притом между ними всегда сохранялось расстояние ровно в три шага.
Услышав замечание Юй Шэнъяня, первый путник по имени Янь Уши усмехнулся.
– В тот год Ци Фэнгэ показал Поднебесной, что достоин зваться первым мастером среди прочих. А Хулугу переоценил свои силы и сам навлек позор на свою голову, ему некого винить, кроме себя. Только вот Ци Фэнгэ оказался тем еще святошей и не стал наносить смертельный удар, а всего лишь заключил договор на какие-то двадцать лет. И что же это даст горе Сюаньду в будущем, кроме еще больших невзгод?
– Учитель, неужели Хулугу действительно так силен? – полюбопытствовал Юй Шэнъянь.
– Если б мне довелось сойтись с ним в поединке в сей же день и час, я бы не был уверен в победе, – немедленно ответил Янь Уши.
– Он настолько силен?! – Юй Шэнъянь от ужаса переменился в лице. Юноша прекрасно знал, сколь велико мастерство его учителя. Если сей Хулугу удостоился такой высочайшей оценки от Янь Уши, стало быть, его умения поистине внушают трепет. Возможно, он даже вошел бы в тройку сильнейших мастеров боевых искусств Поднебесной.
Тем временем Янь Уши холодно продолжал:
– Вот потому-то я и говорю, что Ци Фэнгэ оставил своим ученикам в наследство одни лишь невзгоды. Двадцать лет назад Хулугу действительно несколько уступал Ци Фэнгэ, но за этот срок разницу в силе можно преодолеть. К тому же Ци Фэнгэ умер, и второго такого мастера на горе Сюаньду нет.
Юй Шэнъянь тихонько вздохнул:
– Да уж… Великий Ци, человек во всех смыслах совершенный, уже лет пять как отошел в мир иной…
– И кто сейчас в настоятелях горы Сюаньду? – не преминул узнать Янь Уши.
– Личный ученик Ци Фэнгэ, Шэнь Цяо.
На это Янь Уши ничего не сказал. Сам он с Ци Фэнгэ встречался лишь однажды, примерно двадцать пять лет тому назад, и в ту пору Шэнь Цяо только-только приняли в ученики.
Гора Сюаньду, безусловно, по праву считалась первой среди даосских школ Поднебесной, однако Янь Уши, выйдя после десятилетнего затвора и обнаружив, что Ци Фэнгэ почил с миром, теперь считал, что никто из сюаньдуских мастеров ему не соперник. Какая утрата!
Заметив молчание учителя, Юй Шэнъянь добавил:
– Говорят, сегодня Кунье, ученик Хулугу, а также лучший тюркский мастер нашего времени и левый сяньван, вступит в бой с Шэнь Цяо, дабы отомстить за унижение своего учителя. Также говорят, что бой состоится на вершине пика Сожалений. Учитель, не желаете ли взглянуть на них?
Янь Уши не удостоил ученика ответом. Вместо этого он спросил:
– Кроме смерти Ци Фэнгэ за те десять лет, что я провел в затворе, произошло еще что-нибудь, стоящее внимания?
Юй Шэнъянь задумался.
– Вскоре после того, как вы ушли в затвор, в государстве Ци престол занял новый император Гао Вэй. С тех пор он только и делает, что предается чувственным удовольствиям без меры и утопает в роскоши, и за десять лет империя Ци значительно ослабла. Говорят, чжоуский император Юйвэнь Юн готовится напасть на Ци. Боюсь, скоро север перейдет к империи Чжоу… Также после смерти Ци Фэнгэ поменялся состав десяти великих мастеров Поднебесной. В их число вошел И Бичэнь из храма Чистого Ян с горы Цинчэн, наставник Сюэтин из империи Чжоу и Жуянь Кэхуэй, владыка академии Великой Реки. Все трое считаются лучшими во всей Поднебесной, а также представляют три главных учения, разошедшихся по этим землям, – даосизм, буддизм и конфуцианство. Кроме них величайшим также называют мудреца Цзюй Шэ из Тогона и самого Хулугу. Если все эти двадцать лет он усердно совершенствовался, может так статься, что, вернувшись на Центральную равнину, этот несравненный окажется первым мастером Поднебесной…
