Надежда Птушкина - Тюльпаны

Я заказала б Ваш портрет,

и непременно реалисту,

чтоб отразил он профиль чистый

и ангельский в лице отсвет:

на шее ласковую прядь

и рот, как у потомков Рима,

и руки те, что так значимы,

что хочется их целовать.

Зубов, чуть удлинённых, ряд,

и томный лоб, и нос с горбинкой,

и пота на висках искринки,

и кроткий, чуть косящий, взгляд…

Я заказала б Ваш портрет,

лишь бы художник был великий;

Вам на лицо нанёс бы блики –

моей любви печальной свет.

Я страстно бьюсь в силках,

я – пойманная птица.

Я – у него в руках,

но не хочу смириться…

то мучаюсь тоской,

то гнев одолевает!

А тот, кто мне чужой,

силки не проверяет.

Я вырваться стремлюсь

иль разорвусь на части!

Без неба я боюсь,

без воли нет мне счастья.

Так что ж я не лечу?

Разорваны силки!

О Боже! Я хочу

клевать с его руки…

Молчим и говорим на разных языках,

по-разному, мы любим и не любим,

и слабенького птенчика в руках,

живого, как игрушечного, губим.

Мы с Вами, будто с разных двух планет,

друг друга мы совсем не понимаем!

Птенца, слетевшего на руки мне,

живого, как картонного, ломаем.

Он погибает! Боже нас прости!

Не стать ему небесной дивной птицей.

Мы не позволили ему расти,

не дали ему в небо устремиться.

Вот-вот умрёт он, – больно мне и жаль.

О, как он смотрит, Божий дар пернатый…

Отправь птенца, о, Боже, сразу в рай!

Ответь, о, Боже, в чём мы виноваты?

…Любовь моя, у Вас блестят ресницы!

Утешьтесь! Это скоро всё пройдёт…

Лишь сердце заболит вдруг, если птицы

чужой отметите свободный вы полёт…

Мой Ангел, я опять в тревоге!

Душа в страданьях каменеет.

Стою я вечно на пороге,

а за порогом – всё смутнее.

А за спиной – такие грозы.

О, научите меня плакать!

Чтобы мои смешные слёзы

могли на руки Ваши капать.

И только в Вас мне утешенье!

И что же вам приснилось ныне?

И Ваших рук прикосновенье,

словно глоток воды в пустыне.

Хоть ничего про Вас не знаю,

Вы – в сердце у меня, в крови…

Ничью любовь не променяю

на нежность Вашей нелюбви.

…И ревности есть лёгкий тон,

есть прошлое, и есть обиды,

всё чаще с губ слетает стон,

и все иллюзии побиты!

Я постепенно привыкаю,

что Вы не любите меня.

Но, Ангел мой, не понимаю-

то благовея, то казня,

то обижаясь, то прощая,

то обожая, то кляня,

и провожая, и встречая,

и равнодушием дразня,

Вы дорожите мною страстно,

и, чтоб любви не упустить,

своё тщеславие согласны

моею жизнью оплатить!

Я Вас люблю,

я восхищаюсь Вами,

и нежными, и пылкими словами,

как лепестками белых тубероз

хочу осыпать Вас

и цепь сплести

для Вас – из хрупких грёз…

И цепью оплести и увести!

И пусть смешны те цепи для иных!

Они бывают крепче пут стальных.

Они нам шелестят издалека

и томно, и маняще, и желанно,

и эхо их парит через века,

и настигает поздно или рано…

О, музыка веков!

О, цепи грёз!

Дожди из лепестков

горчащих тубероз!

А можно заковать Ваш кроткий взор,

Вашу улыбку можно удержать?

Неуловимо страстный разговор?

Касанья рук?… Хотите ль Вы бежать?

Я Вас люблю мучительно и нежно,

мой Ангел, я Вас знаю наизусть…

Я разлюблю Вас – это неизбежно,

страданьям предпочту я грусть.

На то, что раньше, как всё непохоже!

Мой Ангел, чувства тяжело душить…

И, может быть, случайный Вы прохожий

через пространство жизни и души?

Сны и камины! Зеркала и тени!

Мой Ангел, я живу, все чувства затая.

Жизни и смерти всё сложней сплетенье.

Живой ли вы? Фантазия ль моя?

В сомнений пропасть я себя толкаю.

Мой Ангел, я тоскую и боюсь,

я Вас не понимаю и не знаю…

И неужели в пропасть я сорвусь?

Разбито сердце – хрупкая вещица!

Мой Ангел, хоть постойте на краю!

В четвёртом измеренье – слышу- Чтица

читает бегло про судьбу мою.

Я Вас люблю! Или мне это снится?

Зачем же вновь с собой вступаю в бой?..

И задремала над страницей Чтица,

соскучившись над Вашею судьбой.

Без слов и поцелуев, Ангел мой, расстанемся!

Без слёз и без прощаний!

О, дерзкая насмешка над судьбой!

О, страшный риск коротких расставаний!

Мой друг, мы все не властны над Пространством,

над временем не властны мы, поверьте!

Мой друг, там, где нам мнится постоянство,

настигнуть могут бури, войны, смерти…

О, вдруг закружит бешеная вьюга!

О, вдруг нас разбросает злая вечность!

Слова и поцелуи друг для друга,

затеплиться должны, как Божьи свечи…

Мы слабы, и над чувствами не властны.

Но Ангел мой молчит, и я молчу!

Зажгу свечу – и знаю – не погаснет…

Сама же тут же дую на свечу.

Смеюсь над документами – все лживы!

Годами ждать – как просто для меня!

И фактам вопреки, знать, что Вы – живы.

Искать всю жизнь, любовь свою храня.

На пустяковых мыслях – крест иль драма?-

Себя высокомерно не ловить.

Мой Ангел, я умею быть упрямой,

не знала я, что так могу любить.

Ах, Ангел мой, я Вас спасу от смерти!

Могу быть солнцем! И могу быть тенью!

Ах, Ангел мой, поверьте мне, поверьте!

Молю Вас, перед Вами на коленях!

Одну лишь дайте ночь!

И пусть наутро – казнь!

И все сомненья – прочь;

и робость, и боязнь.

Я буду говорить!

Клянусь, ты будешь слушать!

Рахиль и Бовари

помочь слетятся души.

И Анны, и Ирэн,

и Клеопатры страстной!

Заманен будешь в плен

речей моих прекрасных!

Да, я смогу хитрить,

чтоб смерть скользнула мимо…

Начну я говорить

лишь о тебе, любимый!

Сумею рассуждать

и тонко, и уместно,

искусно лесть мешать

с той правдою, что лестна.

Я в грёзы погружу,

сманив из детства тени,

я столько расскажу,

обняв твои колени.

Задолго до зари,

не упуская власти,

начну я говорить

о ревности и страсти.

Поймёшь – страшна печаль

потери и разлуки,

и сам не дашь молчать,

мои целуя руки.

Тебе всё станет ясно

до утренних лучей.

Движеньем кисти властным

отпустишь палачей!

И будешь удивляться,

взмолишься – не молчи!

И кротко удалятся

в смущенье палачи.