Из всех людей, сотворенных Богом и увлекаемых на гибельный путь шайтаном, лишь немногие проникают в центр Мироздания – туда, где не существует добра и зла, прошлого и будущего, где утрачивают смысл слова «я» и «ты». Там не бывает войн, ибо для них не имеется причин. Там царит покой, бескрайний и вечный, как море. Тех, кто попадает туда, настолько потрясает открывшаяся им красота, что они утрачивают способность говорить.
Ангелы, сжалившись над этими людьми, предлагают им выбор. Если человек хочет вернуть себе дар речи, он должен забыть то, что видел, и смириться с чувством утраты, которое навсегда завладеет его сердцем. Но если он не в силах отказаться от воспоминаний о красоте, его одурманенный рассудок уже никогда не сможет отличать реальность от миража. Всякий, кто принадлежит к малой горстке избранных, которые сумели попасть в таинственное место, не обозначенное ни на одной карте мира, расплачивается за это либо чувством неизбывной и невыразимой тоски, либо тщетными поисками ответов на целое сонмище вопросов. Те, кто тоскует по утраченному совершенству, обречены служить любви. Те, кто жаждет знаний, обречены служить науке.
Эту притчу учитель Синан часто повторял нам, четверым своим ученикам. При этом он склонял голову набок и смотрел на нас так пристально, словно пытался проникнуть взглядом в наши души. Я сознавал, что одержим тщеславием, которое отнюдь не пристало простолюдину вроде меня. Но всякий раз, когда учитель начинал говорить, мне казалось, что он прежде всего обращается ко мне, а потом уже – ко всем остальным. Его взгляд задерживался на моем лице, словно он чего-то ждал от меня. Я неизменно отводил глаза, боясь разочаровать Синана, опасаясь, что не сумею оправдать его ожиданий, хотя никогда так и не сумел понять, в чем же именно эти ожидания заключались. Хотел бы я знать, что учитель видел в моих глазах. Может, предчувствовал, что, несмотря на стремление к знаниям, в котором я превосходил многих, его ученик все-таки не сумеет избежать несчастной любви и окажется в ее власти?
Я был бы счастлив, если бы, оглядываясь на пройденный путь, имел право сказать, что обрел знания о любви, равные моей любви к знаниям. Но это будет ложь, а тот, кто лжет сегодня, завтра может оказаться в кипящих котлах ада. Теперь, когда я стар, словно засохший дуб, я явственно ощущаю, что завтрашний день уже стоит на моем пороге, и никто не убедит меня в обратном.
Нас было шестеро: учитель, четверо учеников и белый слон. Мы всегда работали вместе. Возводили мечети, мосты, медресе, караван-сараи, приюты для бедных, акведуки… Это было так давно, что моя память сглаживает острые углы, расплавляя воспоминания в жидкую боль. Всякий раз, когда я возвращаюсь в те дни, в сознании моем всплывают призраки, казалось бы навсегда утопленные в пучине памяти. Меня мучает чувство стыда, ибо я не помню их лиц, и я пытаюсь утопить эти призраки вновь. Однако я помню обещания, которые мы давали друг другу, но так и не исполнили. Я помню слова, которые мы произносили при этом, все до единого. Удивительно, что лица, эта плотная и видимая субстанция, растворились в небытии, тогда как слова, эфемерные и неосязаемые, остались.
Все мои прежние спутники, один за другим, уже покинули этот мир. Почему из всех нас лишь я один дожил до столь преклонных лет, известно только Богу. Каждый день я мысленно возвращаюсь в Стамбул. Представляю, как верующие входят во дворы построенных нами мечетей. Эти люди ничего не знают о нас, ровным счетом ничего. Наверное, они считают, что мечети, в которых они молятся, стоят здесь со времен Великого потопа. Но это не так. Их возвели мы: мусульмане и христиане, ремесленники и галерные рабы, люди и животные. Нам потребовалось много дней, чтобы их построить. Но Стамбул – это город с короткой памятью. Город, где воспоминания исчезают так быстро, словно они записаны на прибрежном песке. Лишь созданиям моего учителя уготована иная участь, ведь он творил из камня.
Под одним из камней я похоронил свою тайну. Мое время на исходе, но тайна по-прежнему ждет своего часа. Интересно, будет ли она когда-нибудь раскрыта? А если она станет известна людям, то сумеют ли они понять ее? Сие неведомо никому. Но я знаю наверняка: в основании одного из сотен зданий, возведенных моим учителем, скрывается центр Мироздания.
Стамбул, 22 декабря 1574 года
Уже перевалило за полночь, когда из темноты вдруг донесся яростный рык. Он сразу понял, кто это: проснулась самая большая кошка во дворце султана – каспийский тигр, огромный зверь с янтарными глазами и золотистой шкурой.
«Кто же посмел нарушить покой тигра? – с недоумением подумал он. – В столь поздний час все должны спать: люди, животные, джинны. В этом городе, раскинувшемся на семи холмах, помимо стражников ночного дозора, сейчас бодрствуют только два разряда людей: предающиеся молитве и предающиеся греху».
Впрочем, сам Джахан тоже не спал – он работал.
– Для таких, как мы, труд подобен молитве, – частенько говаривал его учитель. – Работая, мы беседуем с Богом.
– Но почему же Он не отвечает нам? – спросил Джахан как-то раз, когда был еще совсем юным.
