Творчество – это потрясающий способ существования – страстный, глубокий, только любовь может сравниться с творчеством, но ведь одно не исключает другого! Лишь медитация и молитва превосходят его, однако ни в коей мере не упраздняют.
Иногда эти вещи настолько переплетены, что просто душа радуется.
Однажды в Москву приехал поющий раввин Шломо Карлебах. Его концерт должен был состояться в московском Дворце молодежи на «Фрунзенской». А я столько слышала о нем, что немедленно позвонила своим лучшим друзьям – Антонову с Седовым – и побежала к началу концерта покупать билеты. Раздобыла три билета, стою, жду этих оболтусов. Народ перед входом толпится, шум, гвалт – и вдруг подъезжает автомобиль, оттуда выходит седобородый невысокий человек в шапочке-кипе, в черном одеянии, он был толстоват, розовощек, глаза веселые, посверкивают! – и поднимается по лестнице. Толпа расступилась, давая ему дорогу. А он всех оглядывает с сияющей улыбкой. Вдруг остановился и протянул руки – сначала никто не понял, к кому. И тут меня осенило: батюшки мои, да это он мне распахнул свои объятия!
Ну, тогда я поступила так, как обычно поступаю в подобных случаях, – вышла из толпы, тоже обняла его, расцеловала.
Он меня спрашивает по-английски:
– Как тебя зовут? Кто ты? Писатель???
Стоим обнявшись, разговариваем о том о сем.
Слышу:
– Маринка! – Седов с Антоновым явились и застают вышеописанную картину.
Я говорю:
– Это мой друг Шломо Карлебах. А это Серега с Андрюхой.
Короче, мы провели счастливейший вечер – с огромным залом распевая псалмы и молитвы вместе с этим ликующим, празднующим жизнь раввином.
Истинно творческого человека всегда видно невооруженным глазом – по тому, как он идет, как сидит, как пьет чай, с каким вниманием смотрит на тебя, как молчит, что говорит. Если он коснется тебя – пожмет руку или погладит по голове, – ты это запомнишь на всю жизнь. Потому что, взглянув или прикоснувшись, он одарит тебя. Он только вошел, а все вокруг наполнилось смыслом. Им хочется все время любоваться. В него невозможно не влюбиться, вы понимаете, какая штука? Он творит какой-то особый мир вокруг себя, ужасно притягательный.
Много лет назад я посмотрела фильм «Не горюй!», снятый по сценарию Резо Габриадзе. А потом смотрела и смотрела «Не горюй!» – раз шесть или восемь. «Кувшин», «Необыкновенная выставка», «Бабочка», «Мимино» – больше тридцати фильмов у Резо Габриадзе, я видела почти что все. И так честно плакала там и смеялась каждый раз. Если б мне сказал кто-нибудь тогда: эх, придет время – Резо Габриадзе, останавливаясь в Москве проездом из Лозанны в Тбилиси, своей рукой наберет твой номер телефона, и ты услышишь в трубке:
– Алло? Марина? С днем рождения! Желаю вам сохранить красоту еще хотя бы на год!
– На год не получится! Это слишком много!
– Тогда на девять месяцев.
– Как вы?
– Хорошо, – ответит он мне. – Я в хороших брюках, в рубашке, носках. На мне хорошая голова, и уши не отходят далеко, но жмутся к голове боязливо. Я читаю вашу книжку, но не залпом, по слогу в неделю! Растягиваю удовольствие.
…Я не поверила бы! Просто не поверила.
На протяжении нескольких лет я никак не могла взять у него интервью для моей радиопередачи. Он постоянно был занят, причем абсолютно разными вещами, но в каждое свое дело он вкладывал всего себя без остатка. То он пек хлеб – хлеб у него кончился: женщина, у которой он жил в Москве, куда-то уехала, продукты он все съел и решил печь хлеб.
– Какое это, – говорит, – занятие прекрасное – печь хлеб.
Когда он ел, то мука летела у него изо рта.
В другой раз прихожу – он сидит на коврике, мешок с тряпицами перебирает. К тому времени Резо Габриадзе уже стал знаменитым на весь мир режиссером кукольного театра. Маска с черной вуалью, жемчугами и златом, расшитые воротники, серебряные нити, пурпурные ленты – этакий тюк волшебника.
Вы когда-нибудь держали птичку в руках? Мне кажется, у них в одном ритме бьется сердце – у птички Бори Гадая из кукольного спектакля Резо Габриадзе «Осень нашей весны» и у Резо.
Я Борю не держала в руках. А старика Янкеля из этого спектакля держала. Теплый, мягкий, улыбчивый, он прожил у меня три дня и три ночи. А к концу третьего дня позвонил один художник. Он сказал, что хочет «повторить» Янкеля.
– Ну нет, – ответила я, держа старика на руках, а он отечески обнял меня за шею, прикрыл глаза, мне слышно было, как Янкель дышит. – За день не получится.
– Вся кукла из цельного куска? – деловито спросил художник. – Нет? Ах, механика?! – воскликнул он.
– Органика, – сказала я.
Однажды Резо Габриадзе предложили как художнику принять участие в эротической выставке. Резо нарисовал на холсте каменную стену и написал с поистине эпическим размахом: «Если долго смотреть на стену женской бани, она становится прозрачной. У автора не было времени, поэтому он нарисовал, что он увидел, а вы смотрите и увидите, что вы хотите».
Я говорю:
– А если дальше смотреть и смотреть, то станут прозрачными обитатели бани и противоположная стенка тоже станет прозрачной, тогда взору наблюдателя откроются такие дали, о каких он даже и не подозревал!
– Но это уже работа не на эротическую выставку, – сказал Резо, – а туда, где будут пейзажи – Шишкин, Репин – вот эта компания.
Еще у него есть великий афоризм: «Если долго смотреть на табуретку – становится страшно».
Я приравниваю это высказывание к открытию неведомых, не нанесенных на карту земель. Потому что привычные вещи, на которые мы смотрим как на вполне заурядные предметы, непременно имеют свой скрытый смысл. И человек, проникший в суть предмета, раскрывший этот смысл, достоин нашей памяти и благодарности.
Знаете, чем прославился на все века американский художник Йозеф Кошут? Он выставил в музее стул, Стул Обыкновенный, что дало начало целому направлению в искусстве – концептуализму. Ведь искусство и есть необыкновенный взгляд на окружающий мир.
