«Годы идут, утверждая примеры …»
Годы идут, утверждая примеры,
Древние истины суть хороши.
Годы идут. Умирают Химеры –
Тихие странники нашей души.
Нежные, беззащитные звери.
Холод смертелен для них возрастной,
Стынут они, по наивности веря,
Будто проснутся какой-то весной.
Гибнут, прибитые штампом единым,
Тыщами корчатся на мостовой.
Рыцарски-верные, как паладины,
Рыцарски-слабые перед судьбой.
Гибнут, шепча свои формулы веры.
Павши у переходной межи…
Годы идут. Умирают Химеры.
Тихие странники нашей души.
«Как тягостно порой в пределах …»
Как тягостно порой в пределах,
Натурой отведенных нам!
Температурой только тела
В какой мы загнаны капкан:
На градус меньше – уж мы стынем,
Наоборот – горим огнем.
41-34 –
Вот щель, в которой мы живем.
Деленьиц жалких семь… А рядом –
Огромный Мир без вер и мер
Живет в мильярдных перепадах
Температурных перемен.
Не зная минусов и плюсов,
Он лед и пламень единит,
Великий мир великим чувством
Порой нам душу бередит,
Когда земной теснимым прозой
Так хочется вдохнуть сполна
Венерианского тепла
Иль марсианского мороза…
Увы! Толпою напирая,
Поглубже в щель спешим залезть,
Из всех семи предпочитая
Родные 36 и 6.
На затухающий костер
Глядеть в непроходимой лени…
На догорающем полене
Дробится траурный узор,
Уголья падают в золу,
Бледнея в медленном томленье,
И мягко трепетные тени
Переливаются во мглу,
И бездна внятней шелестит,
И пламени листок последний,
Как с тополей порой осенней,
С поленей гаснущих летит.
Смолкает угольков сопенье,
И тихий дождик в свой черед,
На долгое настроясь пенье,
Аккорды робкие берет…
«В Нью-Йорке – ночь. Войти домой – пароль …»
В Нью-Йорке – ночь. Войти домой – пароль.
А выходить – как будто и не надо.
В душе – бессилие. В кармане денег – ноль.
А было время… Как над водопадом
Мы застревали посреди границ
С бутылью вермута, на злобу двум державам,
И в прерии две пары колесниц
Несли нас по непроторенным травам.
А было время… Вильямсбургский мост
Нам покорялся от хвоста до гривы
И по пампасам скрежетом колес
Рыдван ворованный нам вторил терпеливо.
До горизонта сельва – с пирамид,
С холмов Мальорки – веером оливы,
С толедских башен – иберийский вид –
Всё открывалось, всё недавно было.
А ныне… На помойку не пойдешь,
За почтой ехать вниз – себе дороже,
Чтоб не видать соседей добрых рож,
Точней, своей чтоб не маячить рожей.
«Как выйдешь на-люди – насмешки …»
Как выйдешь на-люди – насмешки,
Ухмылки, взгляды, пустяки,
Скрываюсь, как очки в очешник –
Так достают и под очки.
А я ж, как выпью, идиотов,
Все человечество люблю.
Почто тревожится им что-то,
Иль кем-то, кто не в их строю?
Но памятуя дух нетленный,
Усталый, старый и больной –
Я вежлив с жизнью современной.
Она – невежлива со мной.
«Ты не сказала, я не слышал …»
Ты не сказала, я не слышал,
Большой меж комнат корридор,
А только за окном все тише
Копыт протопал перебор.
Зато слышней в водопроводе
И громче капала вода,
А мы с тобой родные, вроде,
И вроде даже, навсегда.
Кот Белый ноги Вам прикроет,
А Серый – у моей щеки,
И хоть запоров нету в доме,
Но корридоры далеки.
«Мы столько вместе прожили», что штиль
сегодняшнего дня и треп нехитрый
просматриваешь, как видеофильм,
давно уже не всматриваясь в титры.
И ночь вчерашняя рассудочных услад
была, как пять иль десять лет назад.
«Мы столько вместе прожили», что вряд
ли стоит нам беседовать. Пустое…
Слова стоят, как на листочке, в ряд
и диалоги маршируют строем.
И даже непредвиденное То
давно предвидено, давно пережито.
«Мы столько вместе прожили», что дно
лоцировано и высоты – сняты,
по клеткам все расчерчено оно.
Но каждый раз, в толпе тысячепятой,
узнав походку, стать и абрис Ваш,
сердчишко скачет, будто юный паж.
«Убиваем мы друг друга зря …»
Убиваем мы друг друга зря,
По больному мы нечестно бьем,
Как испуганные два дикаря,
Молотящие куда нипочем.
Позабыли мы кодекс драк
И заветы тех, кто там, далеко,
Так и лупим побольнее в синяк,
А лежачего по морде плевком.
А с утра, как с перепою – дрянь,
И душа болит, и глаз, и бровь –
Непотешная такая брань –
И мила ль тебе такая любовь?
«Я камень нищему вложил …»
Я камень нищему вложил
В его ладонь, черней лопаты,
Я камнем этим дорожил –
Он был большой, продолговатый.
Бам благодарно помычал,
Без лести, но и без досады –
Бутылку он уже кончал,
Что я ему «доставил на дом».
Червонец плавно утонул
В его небрежных одеяньях,
Мне нищий руку протянул
И с чувством молвил: «До свиданья».
«Как-то чувствую нелепо …»
Как-то чувствую нелепо
Я себя в душе и теле,
Будто тролли серым крепом
Белый свет накрыть успели.
И пока дремал беспечно,
Одурманен теплым зельем,
Как чахотка, скоротечно
Испарялося веселье.
Только сукам не дождаться!
Сплин приятен мне, доколе
За меня в тиши резвятся
В сером свете муми-тролли.
Алексею Даену
Вот и сталось. Не в броне
И для женщины невещен –
Исполать тебе в стране
Райских кущ и адских трещин.
Зря заранее торя
Нам дорогу в край Аида –
Тихо, Леша, это иды.
Просто иды ноября.
«Он не Б-га искал, не себя …»
Майклу Кедему
Он не Б-га искал, не себя,
Ни себя не теряя, ни Б-га.
А хотелось ему немного –
Человеческого жития.
А оно состоит из странствий
Тела, духа и мыслей за
Обетованного пространства
Грани – где понимать нельзя.
Ни бомжатником, ни острогом
Не колеблен. Одетый в лен,
Волен, верен и удивлен,
Он отправился.
Ну, и с Богом…
«6 лет… У нас – не веселее …»
Марине Георгадзе
6 лет… У нас – не веселее
И не трагичнее пока,
Как лес – всё мшистей и дремлее,
Чуть больше пней и сушняка.
А как у Вас? всё передряги?
Всё приключения, поди?
При Вашей, милая, отваге
Всё впереди, всё впереди…
«Где ручей течет, птички моются …»
Где ручей течет, птички моются,
Там мой кот лежит, упокоится,
Там, где белки на суке на березовом,
В синем он лежит мешке, а не в розовом.
И листва шуршит астматически.
Кот ушел, а я-то жив. Поэтически.
Вышел я уже из детского возраста,
Стал я взрослым, как любому положено,
Жил, как надо я, как все, жил я попросту,
Был похожий на любого прохожего.
Я с дочуркою играл пятилетнею,
И с женой у нас все по-обычному,
И работал я в НИИ неприметненьком,
Пил «Молдавский» и «Кавказ», и «Пшеничную».
Тут прислал военкомат мне повесточку,
Я по первой не иду. Мне вторичную.
Я пришел и говорю: – Семья да деточки,
И для армии года неприличные…
Объяснили тут мне все по-привычному,
Догола меня раздели, обмерили:
– Состояние здоровья отличное,
И иди-ка ты, дружок, в артиллерию.
Выхожу оттуда чуть не зареванный,
Ошарашенно снежок сыплет на щеки.
Эх, везет же дружку, он – психованный,
Не берут ведь никуда, кроме «Кащенки».
Да и куда же мне в солдаты, здоровому,
Пропадет ведь вся мужская потенция,
И зарядки я лет пять как не пробовал.
Да и куда мне с животом на трапецию?
Я же шума не люблю. А в артиллерии
