Когда на небо выплыл тонкий месяц, а вокруг него высыпали мелкие перемигивающиеся звезды, Ульяна тихо скрипнула изнутри дверью старенького дома и выпорхнула в вечернюю прохладу.
С собой у нее была домотканая сумка, перекинутая через плечо. Она осторожно обернулась, не видит ли кто ее? Не следит ли? Нет, было чисто.
В редких окошках горел тусклый свет. Деревенские люди, просыпаясь рано, с петухами, работая до седьмого пота дома и в поле, с первой звездой уже смыкали глаз, разве в страду, работали до поздней ночи. Только у кого ребенок малой кричит по ночам, да молодежь бывает загуляется на вечёрках, вот они и не спят. А так добрые люди уже видят сны.
Добравшись до дубовой рощицы, Ульяна с пригорка еще раз обернулась на деревню. Тихо.
Красиво, когда луна светит, серебрит травы и листву, цвета, смешиваясь в ночной гамме, образуют порой такие, которым позавидует маститый художник. Пейзаж окутан полупрозрачной сизо-лиловой дымкой. На дне небольшого оврага стоял молочный туман, словно добродушная хозяйка налила в миску сливок для своего кота.
Ульяна с пригорка спустилась по узкой тропке вниз, к небольшой речушке, потом, свернув вбок, миновала мостик и пошла прямо по полю, у дальней кромки которого темнел лес. Роса уже сошла, хорошо, хоть ноги мокрые не будут, а то весь подол платья потом тяжелым станет.
Кое где виднелись светлячки. Вот поистине чудные создания природы! Ульяна присела на минутку на корточки посмотреть этих необычных насекомых. Не иначе, как волшебство? Почему они светятся? Потом, будто опомнившись, встала и побежала в сторону леса, на самом краю, которого темнела кривая избушка, окруженная плетеным забором. Все знали, что там живет Сычиха – полоумная бабка, которая, умела ворожить.
Все ее боялись, но часто наведывались за травами заговоренными, себя и скотину лечить. Однако характер у нее был прескверный, хуже самой склочной бабы в деревне.
Бывало придет к ней кто за помощью, она сначала отчитает того, скажет, про все его грешки видимые и невидимые, посмеется скрипучим голосом, а то и обзовет крепким словцом, и лишь только потом спрашивает, "чаво надо". За свою помощь брала она все, что приносили – и еду, и вещи.
Ульяна с колотящимся сердцем постучала в дверь, та сразу же отворилась сама собой. Ступив в полутемное помещение, еле освещаемое керосиновой лампой, она увидела Сычиху, которая сидела за столом и перебирала траву, связывая ее в пучки.
– Вот я сейчас как тебя превращу в жабу, и будешь ты, бородавчатая, на болоте квакать. Чего, девка, опаздываешь?– Сычиха повернула недовольное лицо к Ульяне.
– Добрый вечер. Я итак со всех ног бежала, специально ждала, чтоб потемнее было, чтоб невзначай не увидел кто – Ульяна замялась около двери, не зная, что делать.
– Садись на лавку. Я сейчас.
Сычиха встала из-за стола. Девушка исподтишка рассматривала старуху. Та была еще крепкой, худой, высокой и полностью седой.
Ульяна приходилась ей дальней родственницей по материнской линии. Сама мать сейчас болела, вот дочь и повадилась к Сычихе ходить за лекарством.
Когда она впервые пришла, ведьма у плетня будто ждала, сказав:
– Ну вот ты и явилась – и громко засмеялась так, что птица сорвалась с ближайшей ветки ели.
– Здравствуйте, баба Федотья. Мама моя уж третий день, как занемогла. Мне б лекарства какого… – Ульяна несмело из подлобья взглянула на Сычиху.
– Да знаю я. А что раньше не могла придтить, коли мать третий день лежит?
Старуха, не ожидая ответа, повернулась и пошла в избу. Ульяна, входя через узкую низкую дверь, пригнулась, потом замерла на пороге. По стенам были развешаны пучки трав, кореньев, веток. В углу на лавке спала пушистая рыжая кошка.
– Тебе уж пятнадцать есть? – Сказала Сычиха открывая низенький шкаф, полностью заставленный склянками с мутной жидкостью разного цвета.
– Семнадцатый идет – откликнулась девушка.
– Вот и хорошо – пробормотала ведьма, – вот и хорошо.
С тех пор Ульяна приходила к ней раз в неделю, даже, когда вылечилась мать, но про свои визиты она никому не рассказывала. Девушка не могла понять, почему ее так тянет к этой полоумной бабке. Родственные связи или просто интерес к необычному, к тайне? Любопытно, Сычиха на метле летает? С лешаком знается? Русалок видела? Все эти мысли не давали покоя.
Вот и сегодня, темной июльской ночью, Сычиха рассказала Ульяне, что та должна перенять ее ремесло, не дожидаясь смерти старухи. Знать лечащие травы и древние заговоры, а иначе, если Сычиха помрет и никто ее дар не переймёт, деревня вымрет полностью и место это будет проклято.
– Вот так, Улька, ты следующая – бабка взглянула на девушку из-под кустистых бровей, та сидела с пышным венком из цветов в руках ни жива не мертва – после меня.
– Ну ладно тебе, будет. Пойдем, что покажу. Ночь ныне особенная – старуха подняла вверх крючковатый мозолистый палец.
Они вышли в июльскую ночь, благоухающую ароматом трав леса и луга, смешивающимся между собой.
Ульяна спешила за худой фигурой бабки. Ей было интересно и страшно одновременно, но быть на месте Сычихи не хотелось. Не хотелось жить вдали от людей, вести полу отшельнический образ жизни. Ну неужели нельзя жить среди людей и врачевать их? Обязательно ли быть у черта на куличках? Вот если б в деревне – то другое дело.
