Ненастный осенний вечер. Штормовое предупреждение, которое объявили еще позавчера, наконец вступило в силу. Ветер гнет деревья, разбивает в клочья магазинные вывески, выламывает прутья из балконов. На улице никого нет. Лишь крепко держась друг за друга идут против ветра два человека. Большой и маленький.
Ветер мешает их продвижению, но они упорно идут. Буря давно сломала зонтик, который был в руках у мужчины и, поэтому, двое бредут уже не обращая никакого внимания на дождь.
Их главный противник сейчас ветер. Он не дает дышать, он преграждает дорогу к цели. Внезапно ветер дует так сильно, что мужчина не может удержать свою спутницу за руку, и поток воздуха тащит девочку к обрыву, где вырваны уже все деревья и кусты.
За секунду до падения мужчина успевает схватить девочку за край ее голубого дождевика и, притянув к себе, обнимает ее и попытается отдышаться. Пока эти двое стоят обнявшись, и боясь потерять снова друг друга, давайте попытаемся разглядеть их, конечно сделав поправку на дождь, ветер и только что чуть не случившееся несчастье. Кроме того, что девочке еще нет пяти лет, и она очень похожа на своего спутника, сказать о ней больше пока нечего. Может быть, в будущем, в ней и появится что-то, что остановит взгляд, но пока…
Пока давайте посмотрим внимательно на спутника девочки, который как вы, наверное, уже догадались… Да, да, именно так! Двое, бредущие сквозь штормовой ветер-это отец и дочь.
Ветер, завывавший до сих пор на миллион безликих голосов, вдруг на мгновение обрел голос. Он кричал и бесновался женским голосом, и пусть все это длилось всего лишь миг, но мужчине, прижимавшему к себе девочку, хватило и этого мгновения, чтобы прийти в себя и вспомнить о цели своего путешествия. Подняв на руки девочку, он сделал несколько шагов, но тут же остановился, и осторожно оторвав ее мокрое личико от своей куртки, спросил:
– Нелличка, детка, ты ничего не слышала?
Девочка лишь помотала головой и снова прижалась к отцу.
Мужчина прислушался. Уши, привыкшие к звукам бури, уже не воспринимали эти звуки как что-то из ряда вон выходящее. Мужчина прислушался, боясь снова услышать тот, другой звук.
Но он не повторился. Зато где-то далеко подала свой голос милицейская сирена.
Но на этот звук мужчина даже не обратил внимание. Воспользовавшись тем, что ветер немного стих, он попытался прибавить шагу, но буря была начеку. Ухватившись своими мокрыми и холодными руками, она потащила мужчину туда, где несколько минут назад чуть не погибла его дочь. Но в этом случае мокрая стерва просчиталась!
Мужчина, которого я так и не успела описать, был чудовищно огромен. Нет, он не был спортсменом и культуристом. Он вообще не любил спорт во всех его проявлениях. Несмотря на свою свирепую внешность и высокий рост, мужчина был робок по своей натуре. Просто природа создала его таким.
Ко всему прочему, мужчина имел очень неподходящую для своего роста профессию. Он был музыкантом. Любил классику и популярную музыку 40—60 годов, и не выносил современные ритмы.
Малышка была под стать отцу. В свои неполные пять лет, она выглядела лет на десять. И если с девочкой буря почти справилась, то отец и дочь были ей не по силам. Совершенно не по силам.
Но зато для бури было плевым делом безнадежно испортить одежду и прическу этих двоих. Впрочем, всего этого мужчина почти не ощущал. Мучая себя вопросом, был ли странный звук на самом деле или ему просто что-то послышалось, отец шел вперед как бронемашина, не забывая прикрывать девочку от наиболее зловредных потоков ветра и отмахиваясь от всего, что буря подняла в воздух.
До заветной цели, в виде старого пятиэтажного дома, оставалось совсем немного, когда буря решила нанести решающий удар. Раскладушка, похищенная бурей с какого-то балкона, летела со страшной силой прямо на мужчину, и только отменная реакция сохранила жизнь ему и дочери.
Раскладушка все-таки упала, но упала не на голову мужчины, а на стопу ноги. Мужчина пошатнулся. Лицо его побагровело от боли, но тут о себе напомнила малышка, сидящая на руках:
– Папочка, скажи мне, -сонно проговорила она, – мы скоро придем? Я боюсь открыть глаза!
Мужчина попытался отдышаться и ответить дочери, но боль была такой сильной, что у него перехватило дыхание. Девочка же, не услышав ответа отца, вдруг заплакала так громко, что перекрыла звук бури.
– Папочка, я боюсь! Папочка, почему ты молчишь? Папочка, папочка!
Если статью девочка пошла в отца, то тембром голоса в маму. Слушать этот голос было все равно, что благосклонно внимать звукам бормашинки, когда сверло уже готово впиться в больной зуб. Поэтому, не дожидаясь пока голос испуганной малышки поднимется еще выше, отец пересилил себя и попытался ответить.
– Тише, тише… маленькая! Мы… почти… дошли. Сейчас я поймаю музыку! Подожди минутку…
Девочка тут же успокоилась и затихла в ожидании того, что пообещал ей отец. Но прошла минута, другая, а обещанной музыки не было.
Зрелище, которое сейчас представлял мужчина с девочкой на руках, было бы забавным, если бы не перекошенный от боли рот мужчины. Ветер усилился до невозможности, но мужчина вообще перестал замечать что-либо вокруг, сосредоточившись на каком-то внутреннем действии.
Открыв рот и расслабив лицевые мускулы, он медленно поворачивался вокруг своей оси, будто на самом деле пытаясь что-то найти. Девочка снова начала нетерпеливо плакать, мужчина напрягся и…
Изо рта мужчины полилась музыка. Он поймал музыкальную волну. Звучал приятный мужской голос в сопровождении оркестра. Услышав обещанное, девочка расслабилась и заснула.
Видимо отец уже не первый раз так успокаивал малышку, и это превратилось в рефлекс. Выждав для верности несколько минут, мужчина медленно сомкнул губы. Звуки музыки медленно стихли.
В какой-то момент девочка почти проснулась и заворочалась на руках у отца, отец чуть-чуть разомкнул губы, и музыка стала слышна чуть громче. Девочка снова заснула. Крепко и основательно.
Как только Нелли сонно засопела, звуки музыки исчезли вообще. Осторожно переложив дочь с одной руки на другую, мужчина неловко повернулся и оперся на больную ногу.
Боль была такой сильной, что если бы не стена дома, то мужчина бы упал. К счастью, цель, к которой стремились отец с дочкой, была близка.
Подняв глаза на окна второго этажа, мужчина тоскливо вздохнул и несколько минут сосредоточенно смотрел в одну точку, а потом вошел в подъезд.
